Четкое понимание иерархии, точное поведение в структуре «системы», молчаливость и необидчивость, терпение и внимательность будут вашей гарантией от столкновений в «системе» с кем бы то ни было.

Любые попытки спровоцировать вас путем личностного давления (от скучающих провокаторов или полагающих про себя, что обладают удивительным чувством юмора) нужно спокойно и холодно пресекать. Не бойтесь обратиться к тем, к кому положено («смотрящему» или «вору»), с жалобой на реально затрагивающие вашу честь действия других арестантов. Как правило, арестанты биологически чувствуют страх, или смелость, или спокойствие другого и ведут себя сообразно этому. Мало кому придет в голову приставать к спокойному, молчаливому, уверенному в себе человеку, ведущему себя вежливо и не нарушающему ничьих интересов. Обычно докапываются до трусливых, глупых, убогих. Это, впрочем, происходит везде. В «системе» все это лишь на много порядков острее, болезненнее и концентрированнее, чем в обычной жизни.

Прежде чем бить кого-либо, нужно знать, как именно это делается. Например, бить «обиженного» руками нельзя, для этого в руках должно быть что-то. Ногами бить нельзя вообще, т. к. ногами бьют «гадов» (совершивших гадский поступок), «крыс» и т. д.

В тюрьме, конечно, бьют, и бьют по-разному, невзирая на запреты. Тут все зависит от того, куда вы попали и кто оказался вокруг вас. Тюрьма похожа на автобус, кто сел — тот и поехал. В любом случае, если вас открыто и, главное, беспочвенно назвали «блядью». «сукой», «стукачом», «пиздаболом», «крысой», «пидарасом», «хуесосом», то надо бить.

Если кто-то уже начал первым драку, следует отвечать. Это удар в «ответку», а «ответка», или «обратка», есть «ответа». За нее и «спрос» другой.

Конечно, лучше всего не ввязываться в драку, а если все же она произошла, то вести себя надо достойно даже в такой ситуации. Ничего бояться не следует. Страх чувствуют кожей, и страхом этим пользуются. Если же случился достойный ответ, то это запомнят, и в дальнейшем вас будут остерегаться. И еще одно: как ни странно это может показаться, но в тюрьме много беззащитных людей, впрочем, так же, как и на воле.

В «системе» может случиться все что угодно, и, конечно, избежать массовых драк вряд ли удастся. Когда в одном месте, да еще в тюрьме, долгое время безвыходно живет большое количество лиц мужского пола, совершенно разных по характеру, вероисповеданию и возрасту, воспитанию, конфликты неизбежны. Если к этому добавить обостренное психическое состояние, вызванное арестом и неопределенностью будущего, то становится понятно, что не только конфликтов, но и прямых драк не избежать.

В такой ситуации важно помнить, что, прежде чем влезать в драку, да еще в камере, да еще в массовую, может случиться все что угодно с вами и с вашим здоровьем. Внешние физические параметры в такой момент не играют решающей роли. Опасность может исходить и сбоку, и снизу, и сверху. Реально уберечься от нее нельзя. Толпа слепа, своей массой она может подмять под себя человека любой комплекции и любой физической подготовки.

Во время массовой драки основные физические действия перетекают в зону свободного пространства, т. е. в проходы, в район «дубка» (стола), на «пятак» (место возле стола, ближе к окну), на «вокзал» (свободное пространство возле дверей), непосредственно на «пальму» (второй ярус шконок) при условии, что «пальма» устроена одной сплошной шконкой, без места для прохода и третьих этажей.

Совершенно бесполезно и опасно звать на помощь работников администрации: драка — внутреннее дело камеры. После любой драки будут «разборки» в среде зэков и допросы со стороны оперативных работников. Попытка вызвать на помощь работников тюрьмы поставит вызвавшего вне тюремного закона и будет расценена как прямое открытое сотрудничество с милицией и обязательно наказана. Нельзя делиться с оперативниками подробностями происходившего. Оперативники могут проговориться об этом другим зэкам, у них можно купить информацию о поведении арестанта на последующем после драки допросе.

Сразу после драки наверняка последует перевод всех зэков из одной камеры в другую с осмотром кулаков в поисках ссадин, синяков или ран для обнаружения принимавших непосредственное участие в происшедших событиях. После подобного камеру могут полностью расформировать, рассадив ее обитателей по другим «хатам». Если не последовали серьезные травмы, то «смотрящий» может деньгами откупиться от последствий для конкретных лиц или всей камеры.

Принимая чью-либо сторону, нужно хорошенько подумать, стоит ли это делать. Беспричинно или не имея весомых аргументов, не стоит «впрягаться» за другого. Любую ситуацию «опытная» братва может повернуть в любую сторону в глазах «воров» или «смотрящего». Массе веры больше, чем индивидууму. Масса аморфна и принимает сторону сильного. Кавказцы (грузины особенно) во время словесных разборок прибегают к решению всех вопросов через телефонные звонки своим землякам, авторитетам или же своим землякам-«ворам» (используя телефонное право). Если даже у «правой» стороны не найдется знакомого «вора», то его правота может обернуться большой проблемой для него самого.

После любой драки следует долгое многодневное разбирательство происшедших событий между заключенными — «рамс».

Мансур — «Конь голова», внешностью полностью соответствовал своему прозвищу. Размер его головы действительно был уникален, при этом, какие процессы происходили и. в особенности, могли произойти в ней, всегда оставалось загадкой даже для его близких родственников. Последним от него отказался родной брат, устроивший Мансура на склад и оказавшийся вынужденным за это платить стоимость семидесяти пяти холодильников, в одну ночь украденных Мансуром из подведомственного ему помещения.

Мансур подошел к смотрящему за хатой двухметровому курду и попросил разрешения в честь празднования его «днюхи» поставить самогон. За последние четыре месяца с момента появления дагестанца в камере это был уже третий его день рождения.

— Мансур, у тебя уже был день рождения.

— Э, Самир! То же по паспорту был.

Смотрящий в недоумении почесал затылок.

— А сейчас как?

— Сейчас по другому паспорту.

— Ладно, ставь. Только о нас не забудь.

— Э, Самир! Мы же кавказцы. Как можешь так говорить? Все кавказцы братья.

Самир, будучи курдом по национальности, родом из солнечного Баку, согласился, что все кавказцы братья. Мансур расправил улыбку на необъятном лице и пошел ставить самогон. Дело происходило в большой, на 32 шконки, камере. В тот период в нее набили 102 человека, из которых, несмотря на то, что дело происходило в Москве, русских сидело всего четверо. Остальных представляли практически все основные кавказские народности, атакже гости из Таджикистана, Узбекистана и Казахстана. Был вечер, а под вечер в этом странном мире жизнь буквально кипела. Самир со своим близким грузином по имени Руслан расположился на двух соседних «шконках» и, поглядывая музыкальный канал, неторопливо беседовал на очень важную тему: о бабах. Рядом суетился Тофик, взятый Самиром в личные повара из чувства солидарности к азербайджанской диаспоре. Тофика обвиняли в изнасиловании, и потому он мог быть определен в стирщики, но покровительство двухметрового курда, находящегося в «должности» смотрящего за камерой, уберегло его от этой участи. Через час стол (два импровизированных из молочных пакетов, сшитых вместе, расположенных прямо на «шконке») оказался заполнен тюремной снедью: вольный хлеб, сало, колбаса, макароны быстрого приготовления, лук, чеснок. К этому моменту появилась пластиковая поллитрушка с самогоном, выгнанным Мансуром из первой партии готовой браги. Вечер обещал быть спокойным и почти праздничным.