Бумажки, служащие подкладками и улучшающие работу «симок» и батарей питания, разобранные аппараты, аппараты, склеенные бог знает как и чем, разобранные блоки питания, торчащие кое-как скрученные провода — своего рода реалии «системы». Хочется еще добавить, что достаточно пальцами сломать «симку», и уже невозможно считать с нее информацию (имеется в виду порча металлической пластины).

Изъятие сим-карты или телефона во время обыска не влечет серьезного юридического наказания. Максимум, что может получить за это арестант, это 10 дней карцера. Но это редкий и обязательно непростой (с биографией) случай. В принципе каждый «смотрящий» за «общей» хатой имеет либо свой аппарат, либо быстрый доступ к нему. Он же наверняка может оказать и помощь в приобретении этого аппарата при соответствующих возможностях и желании арестанта.

Договариваясь о приобретении аппарата, арестанту необходимо очень подробно оговорить буквально все условия сделки: сроки, сумму, условия использования в камере и т. д. Если в конкретной камере «труба» окажется в одном экземпляре, то, конечно, следует понимать, что желающих ею воспользоваться будет очень много. Кому давать, на сколько и как — каждый решает самостоятельно, исходя из конкретной ситуации. При этом нужно помнить, что арестант не обязан решать чужие проблемы за свой счет.

Конечно, избежать участия в решении «общих» проблем в тюрьме невозможно, но опять же в решении подобного рода вопросов должны принимать участие все, кто реально способен на это.

Каждый чужой телефонный звонок с вашего аппарата может потянуть за собой самые разные, подчас неожиданные сюрпризы. Один захочет позвонить и надавить на свидетеля или потерпевшего («терпилу»), другой — узнать у своего следователя о времени его следующего прихода и т. д. Предугадать мысли и действия человека, сидящего в тюрьме, нельзя. Кому-то взбредет в голову сделать звонок в Австралию, а другой попытается заработать деньги хитрым и самым неожиданным телефонным мошенничеством. Такие вещи в принципе недопустимы. Поэтому использовать свой номер стоит самостоятельно либо под жестким контролем. В «системе» неприемлемо зарабатывать деньги, давая в пользование свой телефон, но зачастую такое случается.

Обеспечение сохранности «трубы» — личное дело каждого хозяина, но ответственность за «уход», «слом» или конфискацию чужого телефона обычно лежит на том, чья в этом вина. Утративший чужую «трубу» обязан ее восстановить. Это непреложный закон тюрьмы.

В последнее время в системе ФСИНа появились относительно «продвинутые» металлоискатели, позволяющие среди большого количества металла обнаружить определенный тип. В мобильных телефонах это цветные металлы. Экраном, защищающим от подобных аппаратов, может служить плотная фольга (для этой цели подойдет упаковка от лекарств или же крышки от консервов типа каши быстрого приготовления).

Аппарат не стоит носить в кармане на прогулки или же выходить с ним куда-либо из камеры. Это повышает риск его конфискации. Не стоит брать телефон с собой на суд или при переезде в другой централ. В такие моменты очень вероятен личный «шмон», и тогда уберечь «трубу» от изъятия нереально. Конечно, в отдельных случаях аппараты провозятся через многие централы, вплоть до зоны. Но это случайность или просто личное везение. В основном такое маловероятно, т. к. на всех этапах передвижения, при приеме в тюрьму, в «столыпинском» вагоне производят обыски. Везде с разной степенью дотошности, иной раз крайне внимательно.

В тюрьме нельзя лениться прятать телефон. Расслабление приводит к тому, что телефон «уходит». Так как почти 96 % времени арестант проводит в пределах досягаемости своей «шконки», то, естественно, ее в первую очередь и обыскивают. Все простейшие методы и места сохранения запретов оперативникам давным-давно известны. Они прощупывают подушки, проверяют матрасы, сумки и баулы, простукивают стены и полы. Но зэки изобретательны и иной раз могут вырыть такой хитрый «курок» (место сохранения запретов) или же изловчиться и поместить запрет в такое место, что найти его крайне непросто. Оперативники же упорно ищут, помогают им в этом «стукачи», аппаратура и небрежность самих зэков. Несмотря на крайнюю степень изворотливости, зэки — народ по большей части небрежный и безалаберный.

Не следует забывать, что на «систему» работают целые институты, их опыт фиксируется и передается от одного работника к другому. Оружие зэка — только изворотливость и фантазия да еще небрежность «шмонщиков» и, конечно, деньги. Часто бывает, что непосредственно во время «шмона» можно договориться со «шмонщиком», и он либо вернет отобранное, либо просто не заметит его существование. Часто сами оперативники (кумы) предупреждают о надвигающемся «шмоне» и даже сохраняют у себя «запреты», возвращая их потом владельцам. Бывает, что после «шмона» в коридоре перед камерами (на «продоле») скапливается груда изъятых вещей. Если вовремя успеть, то что-то можно вернуть через «баландеров». «Баландеры» вообще всегда приторговывают всем, чем можно, — от лампочек и шнурков до тех же телефонов, конфискованных в других «хатах» и кривыми путями попавшими к этой братии.

Купив подобный телефон, можно запросто нарваться на последующий «шмон», т. к. практически все «баландеры» управляемы оперативными работниками или же являются прямыми стукачами. Продавая вам телефон, они сообщают об этом факте оперативникам. Таким образом, один аппарат может очень долго «гулять» по тюрьме.

Раньше «барыгой» называли скупщика краденого, затем всех торгашей. Сейчас прозвище «барыга» обычно дается торговцу наркотиками, т. е. «барыга» — это тот. кто на свободе занимался подобной торговлей. Здесь надо понимать, что большинство людей, попавших в тюрьму по ст. 228 п. 4 («барыжная» статья), таковыми в действительности не являются. Это обычные наркоманы, попавшиеся по случайности или же арестованные для отчетности. Реальные, настоящие торговцы наркотиками имеют обширные связи в правоохранительных органах и попадают в тюрьму нечасто. «Барыги» на воле платят деньги кому надо, поэтому и остаются на свободе достаточно долгое время. Умный «барыга», будучи на свободе и задумываясь о возможном будущем, делится с «ворами» и уделяет внимание на «общак». В тюрьму такой «заезжает» только лишь в случае конфликта с милицией или по собственной глупости.

В «системе» к барыге всегда повышенное внимание. От него требуется одно — наркотик. Его не уважают, иной раз бьют, но он необходим. Случайно это или намеренно, но последнее время (2002–2006 гг.) в «системе» проще найти наркотик, чем спиртное.

С наркоманами удобно, они управляемы, они зависимы от наркотика и, естественно, от тех, кто его достает. Если «барыга» отказывается поставлять наркотики на централ, на него давят, могут даже бить, но не убивают. В случае непреклонного упорства со стороны «барыги» в его нежелании наладить «канал», от него со временем отстают. Наркоманы очень подвижны, когда дело касается поиска «лекарства», ждать они не могут. Не получается «подлечиться» у этого «барыги», ищется другой. При этом от «барыги» требуется только поиск наркотика на воле. «Ноги» и «лаве» на это найдутся всегда.

Парадокс в том, что тюрьма, по существу, единственное место, где наркоман может реально, не на словах, в действительности соскочить с кайфа. Со многими это происходит, но при первой возможности употребить наркотик еще раз, даже пройдя через «ломку», имея годовую и больше паузу, наркоман никогда не откажется от «лекарства». Проходя через многие «честные» руки, наркотик нещадно «бодяжится» (разбавляется). в него насыпают от аспирина до простой побелки. Невзирая на то, что шприц (баян) чужой и неизвестно, кто им пользовался раньше, наркоман при отсутствии другого шприца всегда им воспользуется. Даже зная весь вред наркотика и боль ломки, наркоман утешит себя тем, что надо в тюрьме расслабиться, и обязательно при любом удобном случае употребит «лекарство» — зависимость сильнее разума.