Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем она помолчала и протянула руку:
– Покажи книгу.
Я отдал ей книгу, и она быстро пролистала страницы, вычитывая из каждой по строчке.
– Она тебе помогла?
– Не очень, – признался я.
– Ее написал твой учитель. Он говорил тебе об этом?
Я отрицательно покачал головой:
– Алиса сказала, что эту книгу написал священник.
Мама улыбнулась:
– Когда-то твой учитель был священником – так начался его путь. Он обязательно все расскажет тебе когда-нибудь, только не задавай вопросов – всему свое время.
– Вы об этом говорили с мистером Грегори? – спросил я.
– И об этом тоже, но в основном об Алисе. Он спрашивал у меня совета, как с ней поступить. И я сказала, что решать должен Том. Ты уже принял решение?
Я пожал плечами:
– Я до сих пор не знаю, что делать, но мистер Грегори сказал послушать внутренний голос.
– Хороший совет, сынок.
– А как ты думаешь, мам? – спросил я. – Что ты сказала мистеру Грегори об Алисе? Она ведьма? Ну расскажи хоть что-то!
– Нет, – медленно ответила мама, взвешивая каждое слово. – Она не ведьма, но когда-нибудь ею станет. Алиса родилась с сердцем ведьмы, и от этого не уйти.
– Значит, ее место – в яме, – печально произнес я, опустив голову.
– Вспомни об уроках Ведьмака, – строго сказала мама. – Ведьмы же бывают разные.
– Благодушные, – прошептал я. – Хочешь сказать, Алиса станет доброй ведьмой, которая будет помогать людям и не творить зло?
– Вполне вероятно. А может, и нет. Хочешь знать, что я думаю на самом деле? Возможно, тебе это не понравится.
– Скажи мне правду, – настоял я.
– Алиса может получиться не доброй и не злой. Она станет кем-то посередине, но это сделает ее опасной. Девочка может испортить тебе жизнь, да и не только тебе, а может, станет твоим другом, лучше и ближе которого у тебя никогда не будет. Алиса сыграет важную роль в твоей жизни. Только я не знаю, по какому пути она пойдет. Этого сейчас никак не понять.
– А разве можно это увидеть? – спросил я. – Мистер Грегори говорил, что не верит в предсказания. Он сказал, что будущее нельзя предугадать.
Мама положила руку мне на плечо и сжала его.
– Перед нами открыты все дороги, – сказала она. – Но может быть, решение, которое ты сейчас примешь, станет самым главным решением в твоей жизни. Иди в комнату и хорошенько выспись, если сможешь, конечно. Подумаешь об этом завтра, на восходе солнца. Утро вечера мудренее.
Я не спросил у мамы одного: как ей удалось успокоить мертвых на холме Палача. Мне показалось, что сейчас этот вопрос лучше не задавать. Я был уверен, что она не захочет об этом говорить. В каждой семье есть свои тайны, и о них лучше молчать. Придет время, и все станет ясно.
Мы вышли из дома на рассвете. На душе у меня было тревожно.
Элли проводила меня до ворот. Я остановился, но махнул Алисе, чтобы она меня не ждала. Девочка поднялась на холм, даже не оглянувшись.
– Мне надо кое-что тебе сказать, Том, – произнесла Элли. – Это тяжело, но ты должен знать.
По ее голосу я понял, что ничего хорошего сейчас не услышу. Грустно кивнув, я заставил себя посмотреть ей в глаза, и меня поразило, что из них лились слезы.
– Тебе здесь всегда будут рады, Том, – сказала Элли, смахнув со лба волосы, и слегка улыбнулась. – Ничего не изменится, но ты должен прежде всего подумать о наших детях, поэтому приходи, когда захочешь, но только до наступления темноты. Ты ведь знаешь, почему Джек так зол в последнее время. Мне бы не хотелось говорить тебе об этом, но ему очень не нравится твоя работа. Она его даже пугает. А еще он боится за ребенка. Мы оба напуганы. Вдруг, придя к нам в дом ночью, ты навлечешь на нас беду? Ты можешь принести с собой зло, а мы не хотим, чтобы этот кошмар снова повторился в нашей семье. Приходи в гости, Том, но только днем. Приходи, когда светит солнце и поют птицы.
Элли обняла меня, и от этого мне стало еще хуже. Я знал: что-то встало между нами и ничего уже не будет как прежде. Мне хотелось плакать, но я сделал над собой усилие и сдержался. В горле стоял комок, и говорить я не мог.
Я проводил Элли взглядом и снова погрузился в мысли о том решении, которое мне предстояло принять.
Что же делать с Алисой?
Я проснулся с уверенностью, что мой долг – отвести ее обратно в Чипенден. Этот поступок мне казался правильным, ведь главное – обезопасить свою семью и других невинных. Когда я относил Мамаше Малкин лепешки, то был во власти добрых порывов, что привело к беде. Так может, лучше раз и навсегда оградить себя от горького будущего, пока не поздно? Как сказал Ведьмак, надо подумать о людях, которые могут пострадать в будущем.
В первый день нашего пути мы с Алисой мало разговаривали. Я просто сказал, что мы возвращаемся в Чипенден, чтобы навестить Ведьмака. Даже если Алиса знала, зачем мы на самом деле туда идем, она не сопротивлялась. Но на второй день, когда мы подошли к деревне и уже были в миле от дома Ведьмака, я рассказал Алисе о своих страхах и о том, что так долго держал в себе.
Мы сидели на зеленом берегу реки недалеко от дороги. Солнце уже село, и сгущались сумерки.
– Алиса, ты часто лжешь? – спросил я.
– Все лгут, – ответила она. – Это свойственно человеку, но обычно я говорю правду.
– А той ночью, когда меня посадили в яму? Когда я спросил тебя о лепешках, ты сказала, что в доме Лиззи не было другого ребенка. Это правда?
– Я никого не видела.
– Ты уверена? Тот, что пропал первым, не мог сам уйти далеко.
Алиса кивнула, опустила голову и смотрела в траву невидящим взглядом.
– Скорее всего, его утащили волки, – сказал я. – Так сказали деревенские мальчишки.
– Такое может быть, – согласилась Алиса. – Лиззи говорила, что видела волков в тех местах.
– Из чего были сделаны лепешки?
– Почечное сало и свинина. Ну, и еще хлебная мякоть.
– Там была кровь. Ведь кровь животных не придала бы Мамаше Малкин такой силы, чтобы разогнуть прутья. Чья это была кровь, Алиса?
Алиса заплакала. Я терпеливо подождал, пока она успокоится, и снова спросил:
– Так откуда она?
– Лиззи говорила, что у меня такая же кровь, как у детей, – ответила Алиса. – Они много раз брали у меня кровь. Взяли бы и еще раз, ничего страшного. Это совсем не больно, особенно когда привыкнешь. Как я могла сопротивляться Лиззи?
С этими словами Алиса подняла рукав и показала мне предплечье – на нем были шрамы, и их было много: и старые, и относительно свежие. Один новый еще даже не зажил до конца и все еще кровоточил.