Эта тема с течением времени получила дальнейшее развитие. Хронист Оливер Схоластик повествует, как султан аль-Малик аль-Камиль снабдил разгромленное войско франков продовольствием. «Кто мог сомневаться в том, что подобная доброта и милосердие исходит от Господа? Люди, сыновья и дочери, братья и сестры которых пали от наших рук и умерли в агонии, чьи земли мы завоевали, кого мы выгнали нагими из их домов, неожиданно подкрепили наши силы, когда мы умирали от голода. Они поделились с нами пищей и проявили к нам милость, когда мы были в их власти». Монах-бенедиктинец Арнольд Любекский вкладывает такие слова в уста мусульманина: «Верно то, что, даже если наши веры разные, мы имеем одного и того же Создателя и Отца, и потому мы должны быть братьями. И не оттого, что этого требует наша вера, но просто следуя человеческим чувствам. Давайте вспомним нашего общего Отца и накормим наших братьев».

Франки на северных территориях не могли не знать, что в этих местах сирийские христиане на протяжении столетий занимали высокие и почетные должности при дворах мусульманских калифов в качестве врачей, писцов, астрономов и переводчиков. Две религии, которые на Западе считались враждебными по самой сути, на Востоке, где и шли религиозные войны, сосуществовали в относительной гармонии. Некоторые священные места для поклонения были общими для двух религий. В Акре большая мечеть была перестроена в церковь, но боковой придел был оставлен для молитв мусульман. Большая часть другой мечети в том же городе, мечеть у Бычьего колодца, была оставлена в распоряжении мусульман, но здесь был также и христианский алтарь. Мусульмане и христиане совершали паломничества к образу Девы Марии в монастыре Сайданайя в окрестностях Дамаска. Как и во многих местах Северной Африки в наши дни, общая обстановка была такова, что даже в местах сражений существовали христианские монастыри и скиты, которые были хорошо известны как святые места для верующих обеих религий. Вполне могло быть так, что мусульмане передавали христианам человека, который осквернил крест, а христианский епископ занимался судьбой большой группы детей мусульман, захваченных в плен на войне, которых должны были продать в рабство.

Император Фридрих II, после того как папа отлучил его от церкви, совершил свой «мирный» крестовый поход. Своим решением объявить Иерусалим городом трех религий – иудейской, мусульманской и христианской, он удивил своих арабских друзей. Согласно мирному договору, который он заключил в 1229 г. с султаном аль-Малик аль-Камилем, святые места города были поделены между верующими двух религий. Христиане получали Гроб Господень, мусульмане – мечеть Омара; и обе святыни были открыты для паломников.

Католики и мусульмане уважительно относились друг к другу. Эмир Фахр эд-Дин, посланник султана Египта, был горячий поклонник культуры Запада, так же как Фридрих – культуры Востока. Многие франкские бароны и епископы Святой земли знали арабский, например Гийом Тирский, Онфруа де Торон и Райнальд Сидонский. Тамплиеры поддерживали дружеские и уважительные отношения со своими исламскими партнерами. Личные связи между франкскими рыцарями и тюрко-арабскими эмирами часто рождали подлинную дружбу. Как, например, между Фульком Анжуйским, королем Иерусалима, и регентом Дамаска, между Ричардом Львиное Сердце и братом Саладина, о чем Запад долго помнил; их замечательные образы были увековечены в эпической поэзии.

Завершает эту главу рассмотрение важной темы, непосредственно касающейся конфликта между Востоком и Западом в целом и крестовых походов в частности. Это вопрос о роли терпимости в Средние века. Тот факт, что его можно обсуждать в связи с эпохой Средневековья, достаточно удивителен на первый взгляд. Он подчеркивает масштаб той метаморфозы, которая превратила «открытый» XII в. в замкнувшиеся в себе поздние века Средневековья.

Терпимость предполагала снисходительное отношение к язычникам и еретикам, к людям разных вер, живущим в одном обществе. Как и во многих подобных случаях, традиционное учение о терпимости, унаследованное от времен ранней церкви, было в высшей степени противоречивым и двусмысленным. Великие умы, такие как Ориген и большинство греческих Отцов Церкви, полностью отказывались от применения силы в отношении язычников и «еретиков». В этом их поддерживали на Западе Тертуллиан, Лактаний и Сальвиан. Они также говорили о терпимом отношении к каждому человеку, как и Иларий Пиктавийский, Амвросий Медиоланский, Блаженный Августин, да и фактически все крупные авторитеты раннего христианства. Стало общепризнанным правилом, что не допустимо никакое насилие над человеческой совестью: «Каждый человек вправе поступать согласно своей собственной свободной воле».

Но ситуация в корне менялась, когда церковь вступала в конфликт с «еретиками», пытавшимися образовать в ее лоне свою «церковь», когда ересь была равносильна предательству. Вероисповедный вопрос обострился после признания императором Константином Великим христианства как официальной религии империи. Латинский писатель Юлий Фирмик Матерн, проявляя рвение, типичное для всех новообращенных, потребовал, чтобы император предпринял суровые меры и уничтожил языческие культы; он призвал покончить с неверующими, конфисковав у них собственность и предав их смерти, «не важно, будет ли это ваш брат, ваш сын или жена вашего близкого друга». Это было начало практики Средневековья «искоренения» людей иной веры, практики, которую заимствовали политические партии Нового времени для уничтожения несогласных.

Августин, который пользовался большим авторитетом в Средние века, изменил свое мнение о веротерпимости, что имело катастрофические последствия. Первоначально он выступал против всякого принуждения. Но во время его конфликта с донатистами в Северной Африке он огласил вероучительное правило, которое сохранялось в течение сотен лет, смысл его был один – «заставить их присоединиться». Донатисты ответили на это аргументом, у которого тоже была долгая жизнь и который приводили регулярно все преследуемые нонконформисты начиная с XII в. Он звучал так: «Истинная церковь та, которую преследуют, но не та, что преследует».

Алкуин, авторитетный теолог при дворе Карла Великого, резко критиковал императора за то, что тот насильно обращал англосаксов в христианство во время войн с ними в конце VIII – начале IX в. Алкуин был уроженцем Британских островов, и его взгляды были наследием традиции свободы, присущей «кельтской» церкви. В XI в. епископ Вазо Льежский выступил против жестокого обращения с еретиками во Франции. В XII в. две великие традиции толерантности и нетерпимости вошли в противоречие друг с другом; в XIII в., в эпоху схоластики и академического обучения, когда церковь представляли канонисты и папские политики, нетерпимость восторжествовала, как в теории, так и на практике. Фома Аквинский требовал самого сурового наказания для еретиков, а также для вероотступников (relapsi) по причине того, что ересь настолько заразна, что требуется просто искоренять всех, кто ее придерживается. При этом забывалось, среди всех прочих факторов, что «болезнь» распространится еще больше, если начать ее преследовать, станет еще более вирулентной, когда ею «заразятся» низшие классы