— Родди, понятно. А чем он занимается?

— Он актер, — благоговейно произнесла Вероника.

— А я не ошибусь, если скажу, что у Вероники есть крошечная слабость к этому симпатичному актеру?

— Глупости! — Моя подруга покраснела и, хихикая, отвернулась.

— Что ж, пойдем, познакомимся с ними, пока я еще в состоянии оторвать голову от подушки.

Вероника жила в трехэтажном доме, и ее комната находилась на самом верху. Этот дом, несомненно, имел неплохой потенциал: большие комнаты, высокие потолки, огромные окна и широкие лестницы. Но владелец здания с давних времен — старик Альцгеймер, получивший его в наследство в 1906 году, сейчас был в состоянии думать только о своем калоприемнике и лестничном подъемнике для инвалидов марки «Станнах». В его планы не входило приводить здание в порядок. Поэтому оно напоминало попрошайку, стоящего на коленях и просящего хоть каплю краски и немного новых ковров и мебели, и, может быть, еще вертолет ООН, который доставлял бы жильцов из района Финсбери-Парк.

В гостиной стояли два дивана дизайна семидесятых годов. Они выглядели так, как будто были изрезаны самурайским мечом — все выцветшие внутренности выглядывали из обивки, устремляясь к продавливающим их задницам и непривлекательному миру. Необработанные доски виднелись в тех местах, где пол не был закрыт старыми половиками или циновками, купленными в благотворительных магазинах подержанных вещей, на «блошиных рынках» или в мастерских при тюрьмах. Было еще очень странное ортопедическое кресло-качалка, разработанное, по словам Вероники, для коррекции искривлений позвоночника. Примерно треть комнаты занимал обеденный стол, сделанный из грубо отесанных досок, в их трещинах таились полчища живущих в дереве насекомых.

На диванах расположились Трейси, Йалан, Роксанн и Колин. Когда я вошла, все повернулись и уставились на меня. У меня создалось впечатление, что бестолковый парень пытался рассказать им обо мне и они ожидали увидеть кого-то вроде бородатого эфиопа с короткоствольным ружьем и верблюжьей упряжью.

— А, это ты, Кэти, — безразлично произнесла Роксанн.

— Всем привет. — Это уже Вероника. — Если никто не возражает, Кэти погостит у нас несколько дней, пока у нее все не устроится. Согласны?

Раздался неопределенный шум, что можно было трактовать как согласие.

— Э-э… а Родди здесь? — с тоской в голосе поинтересовалась Вероника. — Нам нужно узнать и его мнение.

Роксанн и Трейси одновременно закатили глаза.

— Он возится со своим такси. Скоро придет, — сказал Колин. Его лицо по-прежнему, как я и помнила, было синеватого оттенка. Он напоминал ребенка-призрака Викторианской эпохи, раздувшегося до размеров взрослого человека и одетого в дешевую рабочую одежду. Ужасно неприятное зрелище!

Вероника, сияя, сообщила мне:

— Он ездит в старом черном такси. Он такой эксцентричный!

Я села в кресло-качалку — огромная ошибка! Верхняя половина внезапно зажала меня и повернула в одну сторону, а нижняя — в другую, как будто я была посудным полотенцем, которое нужно было выжать. В тот же самый момент я получила удар по почкам и почувствовала, что моя юбка защемилась. Каждая клеточка моего тела рвалась из кресла, но еще одно свободное место было только рядом с Колином, а я не хотела втискиваться туда и осталась где была.

Затем последовало полчаса бессвязного разговора, пробивающегося через жужжание черно-белого телевизора, стоявшего в углу. Я внимательно проанализировала взаимоотношения в этой компании и пришла к выводу, что Роксанн и Трейси, очевидно, находились в нейтрально-враждебных отношениях и их уравновешивали Йалан и Колин.

Я рассказала им тщательно отредактированную версию событий, которые произошли со мной за последнюю неделю: я уже достаточно изображала жертву, поэтому сейчас старалась вызвать у них смех, обеспечив при этом сочувствие. Я выразила свою позицию достаточно жестко: пусть он катится куда подальше, но не смеет называть меня потаскушкой, хотя, согласна, я была не совсем целомудренной.

Я посчитала, что будет неплохо поинтересоваться, как у них идут дела, но как только Колин начал рассказывать мне очень интересную историю про НДС и корм для птиц, в гостиную вошел Род. Он был потрясающе красив — высокий, широкоплечий, с волнистыми рыжевато-белокурыми волосами. На нем была старая, засаленная одежда, но я не сомневалась: когда-то этот джентльмен из провинции отдал за нее кучу денег.

— Так, так, так. У нас гости. По-моему, мы не встречались. Я Родди.

— Кэти Касл, — представилась я, стараясь выбраться из пыточного кресла.

— Нет, ради Бога, не вставайте! Когда оказываешься в нем, то через некоторое время привыкаешь и боль уходит. Но потом всю оставшуюся жизнь твоя задница всегда будет опережать тебя на три секунды.

Вероника, как обычно, начала смеяться, задыхаясь:

— Хм, хм, хм, прекрати, Родди!

Может, я была не права, но мне действительно стало жаль Веронику. «Бедная, бедная девочка, — думала я, — разве у тебя есть шансы с твоими липкими от пота волосами, ногами в форме песочных часов и плохой кожей? Почему ты не остановила свой выбор на Колине? Он бы тебя трахнул — по ощущениям это было бы равносильно занятиям любовью с остывшим поджаренным яйцом».

После этого вечер пошел веселее. У Родди были хорошее чувство юмора и способность заряжать окружающих энергией. Не было сомнений — все девушки обожали Родди, а парни были обезоружены его кажущейся самоиронией, которая в основном была связана с неудачами в театре. Я говорю «кажущейся», потому что, осмыслив его рассказы, понимаешь, что ему удавалось с успехом выпутываться из всех передряг. Все говорят: «Послушайте, другие актеры держатся напыщенно и занимаются самолюбованием, но я другой и могу посмеяться над собой». Эта позиция, естественно, базировалась на понимании, что мы все считаем его неотразимым, а уж в этой безопасной гавани он мог резвиться и дурачить нас сколько угодно. И я задумалась, долго ли он сможет бросать всем нам вызов, ощущая себя в безопасности.

Возможность выяснить это представилась, когда я задала вопрос, не могла ли я видеть его в какой-нибудь постановке. Мы сидели вокруг обеденного стола, и каждый, как мог, сражался с пловом — наличие вина не способствовало нашей победе. Родди сначала усиленно старался проглотить грубую растительную пищу, затем пробормотал абсолютно незнакомые мне названия пьес и театров. Последние почему-то очень напомнили мне названия баров. Но я ведь была гостьей, поэтому сладко улыбнулась и попыталась сделать вид, что меня впечатлил его ответ.

—А на телевидении? — прозвучал мой следующий вопрос.

— Да, конечно. Может быть, ты видела ролик «Кранчи»[19]со мной?

— «Кранчи» с тобой?

— Да, да, помнишь, — он начал говорить слишком быстро, — была такая рекламная кампания? Я сижу в офисе, откусываю «Кранчи», превращаюсь в пластилиновую фигурку, ну, знаешь, как в мультике «Уоллис и Громит», и на доске для серфинга лечу по шоколадной волне. Ты должна была ее видеть! Эту фигурку сделали очень похожей на меня. За нее даже дали награду!