с Тамерланом, Чингисханом. Хватало ума у ногайского правителя, чтобы понять: на русских пойдешь, можешь все потерять, если они отобьются, не пойдешь в набег, нужно признавать власть царя. И мурзы уже высказали свое мнение: они уйдут от Иштерек-бея на другие кочевья, под руку крымского хана, но русским более не присягнут. Может на Кубань откочуют, или в Буджацкие степи [в РИ часть ногаев ушла в современную Бессарабию и Причерноморье, фактически отделившись и от Малых ногаев].

— Да пойми ты… — попытался привести новые аргументы Джаныбек.

— Не смей и думать, что я не понимаю всего! И слова твои могу предупредить, — разозлился ногайский хан. — Ты забыл сказать, что русские войска ушли на войну с Польшей, забыл указать, что и многие из донских казаков ушли, а запорожские будут сильно заняты. Или, Джаныбек, ты думаешь, что планы крымского хана тайные? Все знают, что меня хотят натравить, словно пса, на русских, чтобы без проблем взять под руку черкесов. И я понимаю, что у меня мало решений осталось.

Через час ногайский хан, выслушав мнение многих мурз, которые были кратки и лишь требовали войны и крови, принял решение.

— Призывайте всех воинов, всю Орду, не позднее первого месяца лета все должны прийти. Если кто решит откочевать от проблем Орды, то будет казнен. Я все сказал! — резко развернувшись, чтобы никто не видел сомнения в глазах, Иштерек-бей удалился в свою юрту и даже любимая жена сегодня не сможет отвлечь ногайского хана от тяжких размышлений, он уже был почти уверен, что совершает ошибку, ценою в многие жизни соплеменников.

*……………*……………*

Москва

27 апреля 1607 года

Дом… милый дом. У человека должно быть место, куда он хочет возвращаться. Если такого нет, то в жизни что-то идет не так. Особенно это ощущается, если не сидишь на одном месте, а вынужден мотаться по свету. В прошлой жизни у меня был дом, даже после того, как я лишился жены. И пусть в доме всегда сложности, порой и проблемы, но без них невозможно жить. Дети — это проблемы? Куча! Но разве жизнь может быть полноценной без детей?

Вот и я вернулся в дом, и меня накрыло с головой. И прежде всего мои девочки. Я так толком и не знаю, сколько мне лет, вернее сколь изношено это тело годами. Но чувствую себя молодым, лет так на двадцать пять, хотя куда мне помнить, как там в «двадцати пяти». Может виной тому был «косметический ремонт» организма, правильное и хорошее питание продуктами без ГМО и даже без «ешек». И всегда подадут еду, быстрее чем в любом ресторане, даже не представляю, как можно в современных условиях быстро готовить. Складывается впечатление, что всегда все нужное приготовлено, но, если я не попросил, то находятся едоки и царская еда удачно утилизируется. Ну и тренировки. Уверен, что я могу себя уже назвать неплохим фехтовальщиком, учитывая мои умения ножевого боя, все же я остановился на шпаге, но тяжелой.

Помню, в прошлой жизни, как-то на занятиях по предмету военная история, преподаватель решил продемонстрировать свое хорошее настроение, а так же поиграть в «демократию и разгильдяйство», и спросил аудиторию: «Куда бегут воины при захвате города?». Ответы были разные: грабить богатых, учитывая специфику образования, многие говорили, что воины бегут захватывать арсеналы; в таверну выпить и закусить. И лишь я тогда ответил, что воины бегут в женский монастырь.

— И почему? — спросил веселый историк.

— Там наибольшая концентрация женщин для насилия, не нужно бегать по городу и выискивать прячущихся дам, — отвечал я.

И мой ответ, если верить преподавателю, никогда не захватившему ни одного города, верный.

И я побежал в свой «монастырь», где проживает только одна, но весьма симпатичная монашка. Эх, братишка Ахмад, повелитель османов! Завидую твоему султанскому гарему… нет.

Я прибыл специально чуть ли не тайно, ночью и даже в какой-то момент представил себе картину из анекдота, когда муж возвращается из командировки, а жена с любовником. Но, слава Богу, конфуза не случилось.

— И-и-и! — завизжала Ксюша и кинулась мне на шею.

Сказать, что я был шокирован, ни сказать ничего, да и к чему тут слова, пусть из всех звуков царят вздохи и стоны и… скрип кровати. Успел даже во время интимного момента подумать, что нужно сменить всю царскую мебель, а не только в моих кабинетах и моей… отставить… нашей спальни.

— Что это было? — спросил я после первой странички толстенной книжки, под названием «муж приехал».

Ох уж это воздержание… странички быстро читаются, может следующие будут более вдумчиво прочитаны.

— Я рада! Мне говорили, что с мужем нужно быть открытой. Ты хочешь, чтобы я была иной? — настроение Ксении менялось от игривого, к настороженному.

— Нет, оставайся такой. Я не хочу барьеров между нами, и так прилюдно приходится держаться в строгости, — отвечал я, рассматривая икону в Красном углу, которая «заставляла» на себя смотреть и прямо-таки принуждала перекреститься.

Странный религиозный позыв, после того, как предавались разврату. Но образ Христа на доске манил.

— Что это за новый образ? — спросил я, указывая на Красный угол, который был чуть в стороне от кровати, но все равно «цеплял» глаз, чего не было ранее.

— Так это тот фриз, Караваджо, один образ ромейский восстановил. Красиво? Правда? — отвечала Ксения.

— Караваджо здесь? Почему мне никто не сообщал? Он мастер! А я то думаю, почему образ так манит, — сказал я и в «костюме Адама» пошел рассматривать икону.

Есть такие истории в искусстве, когда не понять, искусство ли это, или так, прикол. Вот изображение супа Энди Уорхолла мне не понять, но тут, я и без знания, чьему перу принадлежит глубокая реставрацию иконы, обратил на нее внимание. Ну не из-за того же, что на ней наиболее яркие и качественные краски⁈ Ведь не поэтому, о потому, что я умею воспринимать искусство? Боюсь, что дело все же в красках.

— И как он тебе? — спросил я жену.

— Не поняла, — растерянно ответила Ксения.

— Ты мне смотри! — я улыбнулся, грозя пальцем, а супруга покраснела.

Все же рановато еще полностью расслабляться в компании царицы, не выветрились у нее современные понятия о роли и месте женщины. Не понимает шуток.

Пусть он и Караваджо, великий мастер, но книга лежит открытой, а я еще и строчки новой страницы не прочитал.

—