И странное дело, я никогда не думала о том, что каким-либо образом наши судьбы соединятся или та встреча станет чем-то большим, нежели приятным воспоминанием о моем недопустимом поведении, но сейчас… Я вдруг на мгновение, всего одно краткое мгновение, представила, что рядом со мной не жесткий вплоть до жестокости лорд оттон Грэйд, а его высочество Генрих, чуткий, воспитанный, безукоризненно вежливый… И невероятное сожаление затопило сердце.

— Вы встречались, — ровный, полный холодной ярости тон герцога только добавил горечи осознанию ситуации, — полагаю, имела место случайность, подстроенная сестрами монастыря Девы Эсмеры, не так ли?

Внезапно я ощутила себя смертельно уставшей. Бесконечно, невероятно уставшей… Несколько первых дней путешествия на корабле капитана Ордаса я уже пребывала в этом безрадостном состоянии. Вырванная из суеты подготовки к бальному сезону, впервые в жизни оказавшаяся совершенно одна, я сидела в каюте, молча глядя в стену напротив моей узкой постели, и не было сил даже плакать… Потом в окно ворвался Локар, принеся запах моря и соленый привкус бесконечных водных просторов и словно вернул меня к жизни. А сейчас…

Ладони, упирающиеся в твердую грудь лорда Грэйда, бессильно опустились… У меня не осталось более сил к сопротивлению, как не осталось и надежд на что-то светлое в моей жизни…

— Леди Уоторби, — в голосе герцога отчетливо слышалась злость, — надеюсь, вы понимаете, что единственным возможным развитием дальнейших событий будет наше немедленное бракосочетание?

Мне было все равно, я словно не слышала его слов.

— И церемония будет проведена капитаном данного корабля, потому как мне теперь абсолютно ясно, что ни один священнослужитель не обвенчает нас, учитывая влияние матушки Иоланты на мир духовенства.

У меня не будет даже свадебного платья, не говоря уже о красивой церемонии в храме, но мне действительно все равно.

— Леди Уоторби?!

И я не узнаю собственного голоса:

— Поступайте, как считаете нужным, лорд оттон Грэйд.

Странное дело — он не произнес больше ни слова. Меня, словно безвольную куклу, из которой вынули душу, усадили на стул, а дальше все было как в тумане…

Поднялся капитан, но я не слышала, о чем был их разговор, я молча смотрела на тетрадь, ту самую, в которой когда-то мечтала увидеть свое имя. Увидела. Оно, выведенное четким уверенным почерком матушки Иоланты, предваряло запись обо мне, и мой безразличный взгляд невольно выхватывал отдельные фразы: «удивительная сила духа», «стойкость», «любознательность», «познания в ассаре», «единственная из сестер Уоторби обучилась данному языку от няни», «сострадательность», «чистота помыслов»… А в самом конце, в сиянии расползающейся лужицы, торопливо приписанное поверх строк о моем характере: «Свершилось, его высочество очарован. Но в большей степени сердце ликует от осознания — моя удивительная девочка будет счастлива с тем, кто сумел увидеть в ней не только красивые глаза оттенка первых фиалок, но также оценил несомненный ум, силу духа и характер».

Внезапно стоящие неподалеку мужчины заговорили на повышенных тонах, и до меня донеслось:

— Если вы убеждены, что церковь не пожелает признать этот брак, я… — голос был мне не знаком.

Посмотрев в сторону дискутирующих, я поймала на себе взгляд убеленного сединой мужчины с капитанскими нашивками на мундире, и лорд вздрогнул, едва наши глаза встретились.

— Мой герцог, я отказываюсь в этом… — начал он.

И был остановлен единственной фразой:

— Это приказ.

Поистине волшебные слова — капитан мгновенно вытянулся по струнке, и возражений более не последовало.

Наша свадьба состоялась спустя полчаса на верхней палубе в присутствии всех офицеров корабля. Герцог не предложил мне сменить наряд, впрочем, у меня не хватило бы сил на это, и во взрослую жизнь я вступала в платье, подобающем скорее девочке — для сочетающейся браком леди оно было чрезмерно коротко. В то же время все офицеры, включая герцога, сверкали парадными мундирами, являя собой мощь и блеск имперских вооруженных сил, олицетворяя всеподавляющее величие империи… Матушка Иоланта как-то оговорилась, что Теодор, став королем, будет еще более алчным до новых земель, чем его великий отец, и никогда не положит конец эпохе завоеваний.

— Леди Уоторби, — герцог сжал мою безвольную ладонь и прошипел, — не слишком ли у вас отсутствующий вид для бракосочетания?

И я понимаю, что все это время взираю не на капитана, который нервно мнет потрепанный томик Святого Писания, и не на своего будущего супруга — сквозь слезы я взираю на поднимающуюся, словно из кромки воды, кроваво-красную луну.

— Боюсь, мой вид соответствует моему состоянию, ваша светлость, — тихо ответила я.

Капитан, к моему искреннему стыду, услышал. Я мгновенно попыталась улыбнуться. Вероятно, вышло откровенно жалко, так как во взгляде лорда Эртана теперь читалось сочувствие. Очень жаль, что сочувствовать мне уже поздно.

— Ари, — герцог заговорил тихо, так что слышала только я, — дело даже не во мне или в вас, сейчас я действую исключительно в интересах короны.

Молча повернулась и, запрокинув голову, посмотрела на последнего представителя династии Грэйд. Я лишь смотрела, без ненависти и без обвинений, но лорд отвел глаза. Я грустно улыбнулась, взглянула на капитана, улыбнулась увереннее и кивнула. Мне уже было кристально ясно, что избежать этого брака нет никакой возможности.

Лорд Эртан раскрыл томик, и над кораблем разнесся его чистый, уверенный тенор, чуть напевный из-за растягивания гласных, что сразу выдало в нем уроженца северных провинций империи.

— Мы собрались здесь, чтобы соединить этого мужчину и эту… — он запнулся, но мгновенно выправился, — женщину…

Я — леди, формулировка «женщина» практически недопустима, но… я не стала поправлять и так заметно волнующегося капитана, я с улыбкой, несколько более насмешливой и усталой, чем полагалось по этикету, рассеянно слушала брачную речь… и старалась не думать, что рядом со мной мог стоять его высочество принц Генрих. Тот самый Генрих, что, используя дар целителя, участвовал в помощи населению пострадавшего от землетрясения Стауна, наравне с братьями ордена разбирая завалы и вынося раненых. Интересно, смог бы лорд оттон Грэйд выносить на себе пострадавших и быть последним утешением для умирающих? Смог бы он вкладывать личные средства в постройку приютов и лично раздавать еду бедным дважды в месяц? Сомневаюсь. Такие, как герцог, привыкли брать города и крепости, а не заботиться о тех, кто по их милости лишается крова и пищи.

— Брак должен быть заключен с благоговением, или это не брак, — торжественно вещал капитан.

С трудом подавив горькую усмешку, я неожиданно для самой себя спросила:

— Лорд оттон Грэйд, а вы подаете милостыню нищим?

Наверное, это худшая тема для беседы во время брачной церемонии, но я все же подняла ее. И получила холодный ответ: