И только она успела вместо «черт» произнести «дерьмо», как у нее зазвонил телефон.

– Что такое? – отрывисто спросила она.

– О боже, я, наверное, не вовремя?

После секундного замешательства она узнала голос – это был Рэндалл. Но перезвонить так скоро?

– Рэндалл! Я думала, вы уехали в Джерси-Сити.

Он коротко хохотнул.

– Собирался, – радостно, как показалось Катрине, сообщил Рэндалл. – Скажите, вы верите в кисмет?

– Не уверена, что понимаю значение этого слова, – сказала она.

– А значит оно следующее: я только что общался с клиентом, нанявшим меня для этого масштабного проекта. Очевидно, их бизнес заглох. И хотя он сказал, что я могу оставить себе мексиканскую плитку, платить мне они больше не в состоянии.

– О-о, это чудесно! – обрадовалась Катрина.

– Не уверен, что они с вами согласятся. Но, какого черта, я согласен! Мне очень нравится эта плитка.

Катрина рассмеялась:

– Вы знаете, что я имела в виду совсем другое. Вы можете сделать для меня эту работу?

– Пришлите мне в эсэмэске свой адрес. Я буду у вас завтра утром.

Часы у кровати в дешевом номере отеля показывали 3:18. Я лежал здесь, положив руки под голову, уже четыре с половиной часа. Я не спал. Не мог. Просто лежал, прокручивая все в голове. Каждые пять или шесть минут воспоминания возвращались ко мне.

Иногда это со мной случается. Я определенно не отношусь к нервным, чувствительным, зажатым людям – никакой подобной фигни. В смысле, попробовали бы вы отключить продвинутую аварийную систему, если у вас от нервов дрожат руки. Это не про меня. И я не впадаю в панику типа: «О нет, а что, если что-то пойдет не так?» Это тоже на меня не похоже. Но по временам ко мне возвращается прошлое. Именно в тот момент, когда я что-то замышляю, когда мне очень нужно выспаться, у меня не получается. Вместо сна приходят воспоминания. Возможно, это хуже нервозности.

Это был один из тех моментов.

Я вновь мысленно перенесся в старую каменоломню. Просто не мог выкинуть ее из головы. И вспоминал я не ту славную историю, когда выбирался из каменоломни наверх, зажав в руке автомобильную заднюю фару. А потом стоял наверху, чувствуя себя едва ли не богом. Когда на меня накатывали воспоминания, они никогда не были хорошими.

И вот меня настигла другая история. Та, которая все изменила. Первый раз, когда я встретился с Тьмой. Эта история возвращается ко мне с такой ясностью и силой, словно произошла нынче утром.

* * *

Бобби Рид был тупицей. Шестой класс ему удалось закончить лишь потому, что он списывал у других детей. Ему всегда сходило это с рук, так как он был самым здоровым парнем в классе. А его семья имела в городе большое влияние. У них водились деньги, а отец Бобби был судьей. Так что и его глупость сходила ему с рук. И много всего другого. Например, то, что он задирал других мальчишек.

Мы вновь стояли около старой каменоломни – того места, куда родители запрещали всем ходить. Полагаю, именно поэтому мы туда и ходили. Это была та самая каменоломня, в которую я как-то залез и выбрался из нее с автомобильной фарой. Бобби донимал меня. Может, стоя на краю каменоломни, он видел старый «студебекер» без одной задней фары и это напоминало ему о моем подвиге, на который он не способен. Может, из-за этого он чувствовал себя мелким и ничтожным. Каким он и был на самом деле.

Не знаю. Какова бы ни была причина, Бобби шпынял меня с первого дня. Он всегда находил, к чему придраться. В тот день это была моя мать.

– Готов поспорить, она никогда не выходила за твоего отца, – заявил он, и другие мальчишки, которые тусовались с ним, потому что боялись его, захихикали. – Спорим, она даже не знает, кто был твой папа.

– Прикинь, Бобби, это мог быть кто угодно, – сказал его брат Клейтон.

Мальчишки загоготали.

– Разве это не так? – спросил Бобби, тыкая меня кулаком в грудь. – Ты ведь не знаешь своего папку, а?

Тык-тык-тык.

Будь это до моего спуска в каменоломню, до того, как я понял, что, в отличие от них, я не баран, я проглотил бы это. Возможно, отпустил бы шуточку, постарался сменить тему. Но новый я в ответ ткнул Бобби.

– А может, Бобби, ты тоже не знаешь своего папу, – сказал я, тыча его кулаком в то же место, что и он меня. – Потому что тебе явно не нравится тот старпер, с которым живет твоя мама. – (Тык.) – Честное слово, Бобби, ты очень похож на мистера Свонсона, почтальона.

Бобби покраснел как рак:

– Возьми свои слова назад!

– С какой стати? Это правда! – возразил я. – У тебя такой же нос!

Бобби покраснел еще сильнее. Мне нравилось, что я его достал. И я продолжил:

– Что ты бесишься, Бобби, может, станешь почтальоном, когда вырастешь. Прямо как твой настоящий папа.

Бобби ничего не ответил. Вероятно, ничего не смог придумать. Вместо этого он бросился на меня. Если бы я не пригнулся, он снес бы мне голову. По инерции Бобби пролетел вперед, а я подставил ему подножку и двинул плечом.

Я всего лишь хотел ударить его. Может быть, сбить с ног. Наверное, я думал, что, если он упадет, я смогу удрать.

Этого не произошло.

Удар сработал отлично. И Бобби споткнулся о мою ногу. Но он упал не на землю. Мы были на самом краю старой каменоломни, поэтому Бобби свалился с края вниз.

Когда он падал, я стоял прямо там, на самом краю. Я видел выражение его лица в тот момент, когда он понял, что с ним происходит. И я стоял, наблюдая, как он падает, не пытаясь даже ничего сделать. Не потому, что считал это бесполезным. Я скорее думал, что меня это не касается, что все происходит с кем-то другим и меня там на самом деле нет. Словно я из какой-то темной тучи смотрю что-то по телевизору. В тот раз на меня впервые надвинулась Тьма. И я смотрел на все из этой Тьмы. Бобби сорвался с края, и его тело, падая, закружилось в воздухе. Падало и падало, будто целую вечность, будто никогда не перестанет падать. Мне даже захотелось, чтобы он падал вечность, поскольку я увидел, что сейчас он рухнет на камни. И как раз перед тем, как это произошло, наши глаза как будто встретились, но на самом деле это было невозможно. Он был слишком далеко и двигался слишком быстро – что за фигня! Но тем не менее мне так показалось, и выражение его лица говорило: «В этом виноват ты».

И потом он падает на камни.

Говорят, люди запоминают увиденное лучше, чем услышанное. Может быть, это правда. Но я никогда не смогу забыть тот звук, с которым Бобби Рид рухнул на каменное дно старой каменоломни. Словно кто-то уронил шар для боулинга в огромную кастрюлю с пудингом. Что-то вроде тяжелого «плюх». Этот звук отражается от стен, волнами поднимается ко мне, навсегда оставшись у меня в голове. ПЛЮХ. И никак нельзя подумать, что парень в порядке. Только не после этого звука. Бобби мертв.