— Я тоже.

Спасибо, что чиновник наконец-то не пялится на нас. Он прокладывает путь между столиками, пока не находит один, помеченный нашими именами. Сразу после того, как мы усаживаемся, появляется официант с нашей едой.

Свет от искусственных свечей мерцает над круглым столиком из черного металла. Скатертей нет; еда обыкновенная — здесь мы едим то же самое, что ели бы дома. Поэтому и надо заказывать столик заранее: персонал по питанию отправит вашу порцию в нужное место. И хотя ужин здесь не идет ни в какое сравнение с ужином на Банкетах обручения в Сити-Холле, этот зал — на втором месте по привлекательности из тех, что я видела за всю мою жизнь.

— Еда вкусная и горячая, — отмечает Ксандер, понюхав пар, который идет из его контейнера. Он снимает крышку и заглядывает внутрь. — Посмотри на мою порцию. Они наверно хотят, чтобы я потолстел, кладут мне все больше и больше.

Я смотрю на его порцию пасты под соусом. Порция огромная.

— И ты сможешь все это съесть?

— Ты шутишь? Конечно, смогу. — Ксандер изображает обиду.

Я ставлю перед собой контейнер и заглядываю внутрь. По сравнению с порцией Ксандера моя кажется очень маленькой. Может быть, мне это кажется, но в последнее время мои порции постоянно уменьшаются. Не понимаю почему. От восхождений и бега на тренажере я стала стройнее. По идее, мне бы нужно больше еды, а не меньше.

Может, мне это только кажется.

Наш чиновник выглядит еще безразличнее, чем прежде. Он наматывает на вилку пасту из своего контейнера и смотрит на других чиновников-надзирателей. Его еда совершенно такая же, как наша. Похоже, слух о том, что чиновники из специальных департаментов питаются лучше других, — это миф. Во всяком случае, в публичных местах они едят то же, что и все.

— Как дела с восхождениями? — спрашивает меня Ксандер, отправляя в рот порцию пасты.

— Мне они нравятся, — отвечаю я честно. Кроме сегодняшнего.

— Даже больше, чем плавание? — поддразнивает меня Ксандер. — Правда, ты не слишком много плавала. Сидя на бортике.

— Я плавала, — отвечаю я. — Иногда. Да и вообще. Восхождения нравятся мне больше, чем бассейн.

— Это невозможно, — опять дразнится Ксандер. — Лучше плавания ничего нет. Я слышал, все, чем вы занимаетесь, — это влезаете день за днем на один и тот же маленький холм.

— А все, чем вы занимаетесь, — это плаваете Дань за днем в одном и том же маленьком бассейне.

— Это другое. Вода всегда движется. Она всегда разная.

Возражения Ксандера напоминают мне рассуждения Кая в мюзик-холле о песнях.

— Ну, наверное, ты прав. Но и холм всегда в движении. Ветер колышет ветки деревьев. Растения растут, изменяются. — Я замолкаю. Наш аккуратно выглаженный чиновник наклоняет голову, прислушиваясь к нашей беседе. Правильно, а для чего мы тут сидим?

Я вожу по кругу вилкой с макарониной, и это движение напоминает мне о том, как Кай учил меня писать. Одна из макаронин изгибается по форме буквы «С». Не надо. Я должна прекратить думать о Кае.

Некоторые макароны на моей тарелке упрямо не желают наматываться, на вилку. Кружу вилкой по тарелке снова и снова, пока не надоедает, и запихиваю макароны в рот целиком. Их концы торчат изо рта в разные стороны. Приходится втягивать их в себя.

Ужасно неловко. Почему-то глаза наполняются слезами. Роняю вилку, и Ксандер наклоняется, чтобы поднять ее. Выпрямившись, он смотрит мне прямо в глаза. В его глазах вопрос, который я читаю так ясно, как будто он был задан вслух. Что с тобой?

Слегка качаю головой и улыбаюсь ему. Ничего.

Бросаю взгляд на чиновника, который моментально притворяется поглощенным своим наушником. Конечно. Он ведь на службе.

— Ксандер, почему ты не поцеловал меня прошлым вечером? — вдруг спрашиваю я, раз уж чиновник в этот момент нас не слушает. Казалось бы, я должна смутиться, но нет. Я хочу знать.

— Там было слишком много людей, которые могли это увидеть. — Голос Ксандера звучит удивленно. — Я знаю, чиновники не запрещают этого, раз мы обручены. Но ты же понимаешь, — он слегка кивает в сторону чиновника рядом с нами, — это совсем не то, когда за тобой наблюдают.

— Как ты узнал?

— Разве ты не замечала, что в последнее время по нашей улице постоянно ходят чиновники?

— Наблюдают за нашим домом?

Ксандер поднимает брови:

— Почему именно за вашим?

«Потому что я читаю то, чего читать не следует, учусь тому, чему нельзя учиться, и, кажется, влюбляюсь в другого».

Но я говорю не это:

— Мой отец... — и замолкаю.

Ксандер краснеет:

— Конечно, как я мог забыть? Но это не так. Я не думаю. Это чиновники основного уровня — офицеры полиции. Они патрулируют с недавних пор многие объекты, и не только в нашем городке. Во всех бородках.

Значит, наша улица в тот вечер была полна полицейскими, а я даже и не знала. Но Кай, наверное, знал. Поэтому и не поднялся на ступеньки нашего крыльца. Может быть, поэтому он никогда не дотрагивается до меня. Боится, что его поймают.

А может быть, все гораздо проще? Может быть, никогда и не хотел дотрагиваться до меня? Вероятно, я для него только друг, который хочет узнать его историю. И ничего больше.

Поначалу ведь так и было. Я хотела узнать больше о мальчике, который живет среди нас, но никогда о себе не рассказывает. О том, что с ним случилось раньше. Мне хотелось узнать больше о человеке, который по ошибке чуть не стал моей парой. А теперь чувствую, что, узнавая его, я тем самым узнаю и себя. Но я не думала, что полюблю его слова. И не думала, что найду в них себя.

Разве влюбиться в историю жизни человека — о то же, что влюбиться в него самого?

На нашей улице опять приземлился аэромобиль, на этот раз перед домом Эми.

— Что происходит? — спрашиваю Ксандера, чьи глаза расширились от страха. Сопровождающий нас чиновник смотрит с интересом, но не удивленно. Я борюсь с желанием схватить его туго накрахмаленную, наглухо застегнутую рубашку и во всех сил смять ее. А после прошипеть: «Что ты за нами ходишь? Что ты знаешь?»

Дверь дома Эми открывается, из нее выходя три чиновника. Наш чиновник поворачивается ко мне и Ксандеру и неожиданно говорит нам:

— Надеюсь, у вас обоих был приятный вечер. Завтра же я представлю отчет в Департамент по подбору пар.

Он поворачивается, чтобы идти к остановке, и я говорю машинально:

— Благодарю вас.

Хотя непонятно, за что его благодарить. Я совсем не чувствую благодарности.

Чиновники выходят из дома Эми, пересекают двор и идут к двери соседнего дома. В руках они держат контейнер со штампом Общества. Их лица серьезны. Если бы меня спросили, как они выглядят, я бы ответила, что они выглядят печальными. Меня это пугает.