Клим, моим первым мужчиной оказался бы кто-нибудь из сокурсников. Милый, простой, не очень умелый и обязательно надежный. Замуж я бы вышла не за Шаталова, а за ровню — скромного экономиста, инженера или преподавателя вуза. На радость родителям стала бы живым подтверждением теории о том, что девочки выбирают мужчин, похожих на их отцов. Но Хаванский за одну ночь сделал так, что моя планка взлетела до небес.

После него все пошло наперекосяк. Сокурсники превратились в скучных мальчиков. Любимые преподаватели — в безнадежных зануд. А родительский дом, где нужно было молчать об унизительной помощи брату, — в темницу.

По сути, таким же местом заключения, только без надзирателей и постоянного контроля, был наш дом с Шаталовым. Моя привычка ограничивать себя никуда не делась даже рядом с законным мужем. И лишь Клим снова смог проломить привычные казарменные стены.

За короткий срок под одной крышей с ним я узнала, что умею ревновать, стала извращенкой, зависимой от его тела. И полюбила.

Сложись все иначе, возможно, впереди нас ждала бы та самая белая полоса, о которой рассказывают чокнутые оптимисты.

Я бы обязательно плюнула на фирму и уехала с Климом хоть в Китай, хоть на Северный полюс. Научилась бы просыпаться в мужских объятиях. Превратилась в беззаботную домохозяйку, которая знает, как отличить зрелое авокадо от незрелого, умеет по блеску глаз определять свежесть рыбы и готовит идеальные яйца пашот.

Мы бы занимались сексом утром и вечером. Смеялись из-за неудачных поз и целовались до саднящих губ.

У нас обязательно были бы громкие ссоры и горячие примирения. И еще много разных «бы». Без насилия. Без предательств. Без проклятого сопутствующего ущерба.

Вспомнив эту дикую формулировку Исаева, вздрагиваю.

В свое время моя личная жизнь была сопутствующим ущербом для родного брата. Не помню, чтобы он переживал, что со мной станет после ночи с прокурором. Наутро Стас даже не спросил, как я себя чувствую и нужна ли помощь.

Я втихаря училась курить. Он праздновал свою свободу с лучшими друзьями.

Сейчас Клим вряд ли будет что-то праздновать. Мое предательство — так себе повод для торжества. А я...

Заметив краем глаза дымящего, как паровоз, мужчину, вырываюсь из паутины горьких мыслей и достаю телефон.

Тому, кто падает в пропасть, не поможет никакая соломка, но кое-что сделать я все же могу.

— Привет, — здороваюсь с Германом.

— Диана? — Он словно удивлен. — Я два дня не мог с тобой связаться. Даже приезжал к этому твоему Хаванскому. Как выяснилось, зря. Охрана отказалась позвать кого-нибудь.

— Прости. Было немного не до того.

Ругаю себя за то, что не брала трубку. Герман и правда звонил. Несколько сообщений и писем до сих пор остались непрочитанными. Нужно было написать ему хоть пару строк. Успокоить, что жива. Соврать, что цела. Пережила бы как-нибудь еще одну ложь.

— Я в курсе. О похищении было и в новостях, и так... — Друг покашливает. — Слышал.

— Раз слышал, тогда мне нечего добавить.

— Ты можешь сказать, как ты. Только прошу, без дурацкого женского героизма!

— Если без героизма... Я плохо.

Впервые признаюсь. Вытягиваю из себя два коротких слова и тут же чувствую, как внутри все трещит по швам.

— Твою мать! Где ты? Куда мне приехать? — Всегда спокойного Германа как подменяют.

— Ты мне не поможешь.

— Диана!

— Не нужно, не сейчас. Но именно ты можешь сделать так, чтобы «плохо» не превратилось в «ужасно», — перехожу я к главной цели своего звонка.

— Что угодно!

Герман действительно поменялся. Не было в нем раньше такой решительности и беспокойства. Сильные эмоции были лишь для жены.

На миг цепляюсь за эту странность, делаю мысленную пометку понять, в чем причины. И тут же забываю.

— Насколько я знаю, у тебя в клубе неплохие связи. Ты несколько лет умудрялся пудрить голову жене нашими любовными отношениями, и охрана с остальным персоналом помогала хранить секрет.

До этого дня и не задумывалась, почему все шло так гладко, а теперь как шоры с глаз спадают.

— Да. У меня есть связи. — Герман, к счастью, не мучает меня никакой ложью. — Только не понимаю, при чем здесь клуб?

— Так нужно. Сегодня вечером я вернусь туда. Должна вернуться.

— Какое, на хрен, вернуться?! Диана, ты с ума сошла?!

— Наверное, если бы сошла, было бы легче. Но я в сознании и отдаю отчет всем своим действиям.

— Тебе это не нужно. Тебе никогда не была нужна та жизнь. Зачем?

— Придется. Долгая история. Я не могу о ней никому рассказывать.

— Это из-за похищения? С тобой там что-то сделали?

Тревога в голосе Германа такая искренняя, что хочется завыть. Прямо сейчас открыться ему во всем и послать к черту все сделки.

— Нет. Мне нужно, чтобы ты нашел там людей, которые будут снимать видео и фотографировать. Я согласна на фото, на какое-то видео. На любой компромат. Но не смогу участвовать по-настоящему.

____ Прода послезавтра. Потом вернемся к стандартному графику.

Глава 47

Глава 47

К моменту возвращения домой я уже почти в норме. Лицо все еще бледное, но руки больше не трясутся, а в глазах нет и следа от красноты.

Не знаю, замечают ли это Николай и Алиса, сама я даже не смотрю в их сторону. В гостиной иду мимо. Игнорирую вопросы охранника. И чтобы не выдать себя, сразу же направляюсь в свою комнату.

Остаток дня провожу в одиночестве. Закрывшись на ключ, собираю чемодан. Бросаю в него все, что привезла из квартиры: белье, деловые костюмы, пижаму. Как напоминание, кладу сверху рубашку Клима. Принимаю душ и готовлюсь к вечеру.

В семь из зеркала на меня смотрит красивая незнакомка. В шелковом вечернем платье, чулках и туфлях на шпильках, с ярким макияжем.

Последнее заставляет усмехнуться. Уже и не помню, когда приходилось наносить на лицо столько косметики. На свадьбе, в клубе, во время редких походов в рестораны — ее всегда было меньше, чем сегодня.

Лицо похоже на восковую маску. Но, как ни странно, от всех этих теней, румян и прочего мне легче. Это словно не я, а совсем другая женщина — актриса, которой предстоит сыграть обычную роль.

Когда наступает время ехать, на сердце не остается никаких эмоций. Я понимаю, что больше не увижу этот дом