– А помнишь, как ты ему сказал?… – заорал вдруг Зопин и, повернувшись к нам, начал взахлеб: – Сидим мы в корчме, завтракаем, никого не трогаем, а один такой, коричневый, в шляпе с пером, подваливает и сразу: «Вы откуда?…» А Опин ему: «С оловянного блюда, из дырявого корыта там где харя твоя неумыта…» – И он довольно захохотал.

– А он что?… – спросил Данила.

– Да ничего… – пробурчал недовольно Опин. – Ругаться начал, обзываться. Этими… лили… лили… пупами нас обозвал…

– А вы?… – не унимался Данила.

– А мы что, мы люди мирные. Я ему на ногу случайно наступил, а Зопин в пузо толкнул, ну он головой стойку и проломил. А мы что, мы за завтрак заплатили и ушли. Только потом по-быстрому пришлось убираться из этого самого Некостина. В Храм ихний заглянули, наплевали им там на пол и смотались. Вот от самого Некостина лесами и идем… – Он снова промокнул рукавом свой нос и добавил: – Погоня за нами…

– Ну! – воскликнул я. – И за нами погоня!…

– А за вами-то с какой стати? – искренне удивился Опин. А Зопин только вопросительно уставился на нас.

– Да вот обиделся на нас апостол Пип, – ответил я. А потом рассказал гномам всю нашу историю.

– И вот теперь мы пробираемся к Черной скале, в замок Многоликого. Нам сказали, что он нам сможет помочь…

– Ну вот… – удовлетворенно пробормотал Опин. – Нам точно по пути. Мы же Черную скалу как раз проходим. За ней и наши Безумные горы. Так что мы вас до самой скалы и доведем. Вот только поесть надо, а то мы с этими волками совсем проголодались!…

Они бодро вскочили на ноги и, вытащив из травы аккуратно упакованные вещмешки, стали сноровисто готовить еду. Сразу стало очевидным, что перед нами опытные путешественники, привыкшие понимать друг друга без слов. Пока Зопин стаскивал в кучу сухие сучья, размахивая каким-то устройством, добывал огонь и разводил костер, Опин отвязал от мешка начищенный котелок, нырнул в лес и через минуту приволок его полным чистой воды. Котелок тут же был водружен на распорках над костром, а оба гнома принялись копаться в мешках, по обыкновению переругиваясь.

– Кашки сварим… кашки сварим… с мясиком… – бормотал Зопин.

– Макарон с постным маслом потрескаешь, – тут же уточнил Опин.

– Ты что!… – немедленно вскинулся Зопин. – Ребенок на твоих макаронах до Нароны не дойдет. Ему же как следует покушать надо.

– Да вы обо мне не беспокойтесь… – смущенно проговорил Данила. – Я кушать не очень хочу…

Оба гнома сердито уставились на него, а затем Опин наставительно произнес:

– Как это, «не беспокойтесь»? А кто же о тебе побеспокоится, этот белобрысый, что ли?… – Он небрежно кивнул в мою сторону.

– Не… – тут же поддакнул Зопин, – этот не побеспокоится, этому только шпагой махать да стрелы в зверушек пускать…

Опин между тем начал сыпать в закипевшую воду крупу. В этот момент Ванька встал, впрыгнул на нависавшую ветку и оттуда попытался заглянуть в котелок.

– Сыпь побольше… – встревоженно зашептал Зопин на ухо товарищу, – видишь, этот брюнет хвостатый тоже жрать хочет. Ему тоже порцию надо дать!…

Опин поднял голову, взглянул на Ваньку и, подумав, подсыпал в котелок крупы. Зопин достал из мешка небольшую разделочную доску и принялся нарезать маленькими кусочками вяленое мясо, крошить какие-то сочные корешки, сушеную травку, листочки. Когда крупа набухла и варево начало пыхтеть, он широким движением ножа смахнул с доски в котелок всю свою нарезку и принялся помешивать кашу здоровенной разливной ложкой. Над поляной поплыл совершенно умопомрачительный запах.

Его товарищ в это время выудил из мешка четыре металлические мисочки, три небольшие ложки, солонку и завернутый в чистый лоскут початый каравай хлеба. Расставив миски на траве, он взглянул на меня и пробурчал:

– Мисок-то у вас, поди, нет… Тебе придется из котла хлебать…

Зопин посолил кашу, зачерпнул ложкой и, вытянув губы дудочкой, приготовился попробовать.

– Эй-эй, сбавь обороты… – тут же заорал Опин. – А то я тебя знаю, щас половину выпробываешь!… Другим тоже оставь попробовать!…

– Кто половину выпробывает?… – сразу обиделся Зопин. – Что ж ее, не попробовав на стол подавать? Сам потом орать будешь: «Переварил… совсем крупа сырая…», а я виноват окажусь!

– Вот-вот, – подхватил Опин, – и я про то, что пробовать готовую нужно…

– Так как узнаешь – готова или нет, если не попробовать?

– А ты что, не видишь, готова или нет?

Они уже стояли нос к носу и слегка подталкивали друг друга пузом при каждой реплике. И при этом полностью забыли о предмете своего спора.

– Эй, ребята, а каша-то убежит сейчас… – с улыбкой бросил я.

– Что ж ты молчал!… – заорал Зопин, бросаясь к котелку с ложкой. А Опин сначала презрительно бросил ему в спину:

– Повар фигов… – а потом набросился на меня: – Чего зубы скалишь! Раньше не мог сказать, что кашка убегает! На голодный-то желудок не потопаешь!…

Но Зопин успел, каша была спасена, попробована и признана годной к употреблению. Своей большой ложкой Зопин разложил варево по мисочкам, а затем передал мне котелок. Ванька спрыгнул со своей ветки и примостился у одной из мисок. Через минуту на поляне был слышен только стук ложек о миски и довольное урчание кота.

Первым пообедал Ванька. Вылизав свою миску, он отошел к дереву и повалился на траву, показывая всем своим видом, что в ближайшие полчаса никуда двигаться не намерен. Следом за ним прикончили свои порции и мы. Гномы, перепихивая друг другу кусочек мыла и маленькую тряпочку, вступили было в дискуссию о том, чья очередь сегодня мыть посуду, но Данила неожиданно вскочил, быстро собрал миски и ложки, засунул их в котелок и, прихватив моющие принадлежности, направился к ближайшему окну темной болотной воды.

– Что, морда ленивая, детский труд используешь? – тут же напал Опин на Зопина.

Я не стал дожидаться продолжения их препирательств и направился к туше валявшегося в стороне чудовища.

Убитый волк был поистине огромен. От кончика носа до кончика хвоста в нем было больше трех метров. Его лапы, величиной с мою ладонь, оканчивались неубирающимися когтями длиной в пару сантиметров, которые отливали странным синеватым цветом, напоминая вороненую сталь. Остекленевшие глаза, чистого красного цвета были слегка прикрыты, словно зверюга к чему-то пристально присматривался.

Я наклонился и попытался вытащить болт, но ухватиться было практически не за что – со стального пера пальцы соскальзывали. Было очень обидно оставлять стрелу, их и так было слишком мало.

– Не, так не достанешь… – раздался рядом ворчливый басок Опина. – Она в черепной кости застряла. Подожди-ка минутку… – И он быстро потопал к своему мешку.

Порывшись в своем сидоре, Опин вернулся со здоровенными клещами в руках. Еще раз внимательно осмотрев торчащий кончик болта, он ловко ухватился за него клещами и резко дернул с каким-то необычным вывертом. В черепе у мертвого зверя что-то хрустнуло, и Опин, выпрямившись, показал мне зажатую в клещах стрелу. Вид у нее, как вы сами понимаете, был очень неприятный. Опин, взглянув на мою перекосившуюся физиономию, быстро направился к омутку, возле которого Данила заканчивал мыть посуду. Там он сполоснул болт и тщательно вытер его пучком травы. Подавая мне вычищенное оружие, он не удержался и проворчал: