Эта ночь — одна нескончаемая поездка на американских горках. Мужчины брали ее слова и снова. Возносили на небеса удовольствия, роняя в пропасть порока, и Полина отвечала им тем же. Затем были тягучие ласки, ее тело обтерли влажным полотенцем, член Влада заменил анальную пробку, смазав предварительно обезболивающим гелем. Он брал ее в попку, на боку, а Герман ласкал грудь, не позволяя Полине трогать себя. Она долго кончала анально, билась в конвульсиях в руках двух мужчин, не ожидая такого от своего тела.

Правду говорят, что нет запретов, есть люди, с которыми мы не можем раскрыться. Она раскрылась, она доверилась этим мужчинам, только с ними можно все.

Только им можно все.

Полина сбилась со счета своим оргазмам и количеству поменянных поз. Их руки были везде, их губы не оставили без внимания ни один участок тела. Она, кажется, навсегда запомнит вкус их членов и спермы. Было все, как в ее снах, но в сотни раз круче.

Остро.

Больно.

Невероятно.

Перевернулась на спину, посмотрела в потолок. Мышцы болели, между ног саднило, но это было ничто в сравнении с тем, что сейчас происходило в ее душе. Непрошеные слезы потекли из уголков глаз по вискам. Хотелось завыть, закричать, уткнуться в подушку и дать волю слезам.

Но Полина лишь проглотила тот ком истерики, что стоял в горле, поднялась, не смотря на себя в зеркало, в котором всю ночь отражались тела двух мужчин, берущих одну женщину. Прошла до окна, резко распахнула плотные шторы. В глаза ударил яркий солнечный свет, девушка прикрыл их рукой.

Чистое морозное небо, ярко-голубое, холодное, как глаза Германа. Отчего-то именно это сравнение пришло на ум. По нему именно сейчас самолет чертил ровную белую линию.

Циклон ушел.

Небо открыли.

Вся улица была занесена снегом, он искрил на солнце, ослеплял. Все правильно, так и должно быть. А чего она ждала? Стало жутко холодно, обняла себя руками, посмотрела на пол, у кресла валялась светлая рубашка Германа, именно в ней он пришел в ее дом.

Полина минуты три просто смотрела на нее, потом медленно присела, взяла, поднесла к лицу, глубоко вдохнула. Аромат морской свежести и чуть уловимые нотки цитруса прошлись по рецепторам, тяжело вздохнула. Надо бы пойти принять душ, одеться, прибраться, но ничего не хотелось. Совсем ничего.

Накинула рубашку на себя, застегнула две пуговицы, она была велика, но Полине еще так хотелось почувствовать его присутствие. Как там говорят: “Мужская рубашка на голом женском теле — это флаг на завоеванной крепости”. Что ж, так оно и есть.

На кухне был бардак, машинально заправила и включила кофеварку, хотя кофе не хотелось. Недопитый коньяк, на подоконнике недокуренная пачка сигарет Германа и приоткрытое окно, из которого тянуло холодом.

Покрутила пачку в руках, достала одну сигарету, странная, почти черная. Покрутила в пальцах, закурила, не делала этого почти три года. Крепкий дым наполнил легкие, оседая никотином на губах. Одна вредная привычка ей не помешает. Да и перед кем строить из себя правильную? Поздно уже.

Труднее всего было ни о чем не думать, но мысли кололи острыми шипами, причиняя боль. Они уехали, просто ушли, прикрыв дверь, не было сил даже пойти проверить замок. Ушли так же, как и пришли в ее дом, без предупреждения. Навалилась такая апатия и безразличие, которого у Полины не было давно. Но ведь сама себя отпустила, перестала бояться запятнать моральный облик и выглядеть шлюхой.

Несколько затяжек на пустой желудок, и голова уже идет кругом, за окном ярко светило солнце, запахло кофе. Эти мужчины, как тот циклон, прошлись по ней ураганом.

На холодильнике громко зазвонил телефон, Полина даже вздрогнула от испуга.

— Да.

— Полина, господи, я звоню со вчерашнего вечера! Почему не отвечаешь? Что случилось? С тобой все хорошо?

Илонка тараторила, не останавливаясь, не давая Полине вставить и слово.

— Я уже хотела приехать, но Назар капризничает, а Назаров пропадает на работе. Бесит аж, с этой перестрелкой всех ментов на уши подняли, и мой там же. Полина, ну чего ты молчишь?

— Тебя не переслушать, ты слова сказать не даешь.

— Так я волнуюсь, ты знаешь, я могу быть неадекватна в этот момент. Что случилось? Козлина Валентин сказал, что ты заболела, хоть он успокоил меня. Я, конечно, не хотела звонить, но пришлось перешагнуть через себя ради любимой и единственной подруги.

— Ты звонила Валентину?

— Да, а что?

— Нет, ничего.

— Ты правда заболела? Простыла?

Полина выпустила струю дыма в окно, Илонкин голос успокаивал, давал связь с миром, а то на самом деле почти на двое суток выпала из жизни.

— Ты что, куришь?

— Немного.

— Так, быстро рассказывай, что случилось!

— Ничего, Илон, все хорошо. Правда, хорошо.

Правда, что было у нее плохого? Фантастический, лучший секс в ее жизни с двумя шикарными мужчинами, от которого болит каждая мышца и саднит между ног. Бедняжка. Полина затушила сигарету, начала убирать посуду со стола, прошлась по квартире.

— Точно все хорошо? По голосу не очень, вот, правда, не очень.

— Хорошо, Илон. Я не поняла, почему твоего Назарова мурыжат на работе? По поводу той перестрелки?

Полина хоть как-то хотела отвлечь подругу от расспросов о ее здоровье.

— Ой, там настоящий дурдом, никто ничего понять не может, но, говорят, это покушение на торговцев оружием, представляешь.

— Оружием? Откуда в нашем городе такие? Назаров так говорит?

— Он вообще ничего не говорит, ты знаешь, все вытягивать надо клещами. Весело ему там в своем ФСБ, бандитов ловит, а я, как банка молока, только и забота, титьку подносить Назару, да попку вытирать.

Полина дошла до прихожей и застыла на месте. На полочке, где она оставляла ключи от квартиры, сейчас лежали деньги. Зеленые купюры с цифрой сто, раскинутые веером, словно их небрежно бросили в спешке. Девушка подошла ближе, смотря на них, как на что-то мерзкое.

— Полин, ты слышишь?

— Да, да, Илон, я перезвоню, вторая линия.

Все-таки дотронулась, чтобы пересчитать и знать точно, во сколько ее оценили. Ровно три тысячи евро. Дорого оценили, это даже не двойной тариф.

— Всего доброго, хорошего перелёта. И, конечно, будем рады видеть вас еще в нашем отеле.

Полина натянула улыбку и как можно доброжелательней пожелала выезжающей пожилой паре всего хорошего. Прошло уже две недели с того самого утра, как ее квартиру покинули двое мужчин, оставив после себя только три тысячи евро, светлую рубашку и полупустую пачку сигарет. А еще растрепанную душу, сжимающееся сердце и незабываемые эмоции.

Деньги очень долго так и лежали на полке, Полина периодически зависала на них, проходя мимо, но потом не выдержала, смахнула купюры в выдвижной ящик. Первое, самое острое было чувство обиды, и осознание того, что они приняли ее хоть не за шлюху, но за проститутку точно. Потом это чувство ушло, но осадок остался.