Демра – небольшая деревушка, расположенная среди озер таким образом, что островки суши едва выступают из воды, а деревянные хижины на сваях стоят так близко друг от друга, что напоминают рощу. По моим наблюдениям местное население, от мала до велика, с ночи до зари занято производством тончайшего муслина, который прославил Дакку. Немного дальше, в Лангалбунде, целые кварталы поглощены изготовлением пуговиц из жемчуга, наподобие тех, что можно встретить у нас на мужском белье. Каста лодочников или бадья, живущих прямо в соломенных каютах своих крошечных судов, собирают и продают речных мидий, которых используют для производства перламутра. Груды ракушек делают деревню похожей на американские золотые прииски. Сначала раковины очищают в растворе кислоты, затем дробят на кусочки с помощью молотка и обтачивают на ручном круге. Маленькие кружочки, получившиеся в результате, раскладывают на подставках для обработки специальным зубчатым напильником, оснащенным деревянным буравчиком и сверлильным лучком. Почти таким же, но только заостренным на конце инструментом в кружочке проделывают четыре дырки. Дети пришивают готовые пуговицы на картонную подложку, покрытую мишурой, – по двенадцать штук на каждую, чем заслуживают благодарность всей деревни.

После значительных политических реформ, в результате которых азиатские страны получили независимость, это скромное производство, обеспечивающее функционирование рынков сбыта Индии и Тихоокеанских островов, стало служить и средством существования многочисленных рабочих, даже несмотря на то, что они по-прежнему оставались жертвами эксплуатации со стороны ростовщиков и посредников, распоряжавшихся и сырьем, и продукцией, и прибылью. Цена производимой продукции возрастала в пять-шесть раз, тогда как в результате закрытия рынка региональное производство упало с 60 000 гроссов[13] в неделю до 50 000 в месяц, и при этом оплата труда сократилась на 75 %. Почти в один день прибыль от труда пятидесяти тысяч человек практически исчезла. Численность населения, позволяющая поддерживать объем производства при самой примитивной форме существования, уровень производительности труда и вид готового изделия не позволяют квалифицировать этот рабочий процесс как настоящее ремесленное производство. А в тропической Америке – в Бразилии, Боливии и Мексике – как раз можно говорить о ремесленном производстве в сфере обработки металла, стекла, шерсти, хлопка и соломы. Сырье местного происхождения, технические средства – самые традиционные, а условия производства – домашние. Формы и методы организации труда в Америке обусловлены вкусами, привычками и желаниями производителей.

В Индии средневековому населению было очень далеко до эпохи фабрик и мануфактур, но местные жители целиком и полностью оказались во власти мирового рынка. От начала до конца им надлежало беспрекословно следовать враждебному порядку. Необходимо было приобретать привозное сырье. Например, в ткацком производстве в Демре применяли пряжу, в полном объеме импортируемую из Англии и Италии, а в Лангалбунде к зарубежным поставкам прибегали лишь отчасти, поскольку раковины были местным материалом, зато испытывали недостаток в химических препаратах, картоне и фольге, необходимых для изготовления продукции. Все здешнее производство можно было охарактеризовать как ориентированное на внешние стандарты, несчастные рабочие толком не могли одеться, не то чтобы застегнуть свои платья на такие роскошные пуговицы. Среди зелени деревень и спокойных речных каналов, по берегам которых расположились скромные хижины, вдруг проступает безобразный лик фабричного цеха. Как будто историческое и экономическое развитие внезапно замерло, обнажив трагические периоды истории: ужас нищеты, средневековые эпидемии, беспощадную эксплуатацию населения в первые годы промышленной революции, безработицу, спекуляцию, из которых и вырос современный капитализм. Будто встретились ХХ столетие, XIV и XVIII века, чтобы обратить в насмешку природную идиллию, царящую в тропиках.

В этой части планеты, где плотность населения может составлять более 1000 человек на квадратный километр, я в полной мере ощутил данное историей преимущество (выпавшее и на долю тропической Америке, а по некоторым убеждениям только ей одной и свойственное) – быть абсолютно или относительно отчужденным от остального человечества. Свобода – не политическая выдумка, не достояние философии, это самое ценное право человеческого общества, которому, однако, необходимо уделять больше внимания, чем всем прочим, поскольку только свобода способна породить цивилизацию и уничтожить ее. Она представляет собой результат объективного взаимодействия человека и окружающего его пространства, потребителя и предоставленных ему ресурсов. Нельзя быть уверенным в том, что одно может восполнить недостаток другого, что состоятельное, но перенаселенное общество не погибнет вследствие перенаселенности. Это можно сравнить с мелкими жучками, обитающими в муке, которые ядовитыми выделениями на расстоянии отравляют себе подобных раньше, чем ощущают недостаток питательной субстанции.

По меньшей мере странно полагать, что человек формирует свое отношение к миру независимо от условий существования. Задолго до того, как политическая система стала определять формы социального бытия, сами эти формы являлись смыслообразующими элементами той идеологии, которую они выражали: так знаки и символы становятся частью языковой структуры только при наличии объектов действительности, с которыми они связаны. В настоящее время непонимание, возникшее между Востоком и Западом, происходит прежде всего на семантическом уровне: те формулы, которыми наша цивилизация пытается характеризовать Восток, выражают значения отсутствия и равнодушия. Если и возможно что-то изменить, то необходимо обратить внимание на тех, кто живет в невыносимых условиях. Они не чувствуют себя рабами (напротив, они свободны в своем выборе), страдающими от тяжелой работы, недостаточного питания, постоянного контроля со стороны, – все это для них лишь исторически сложившийся способ получить работу, еду и иметь возможность сосредоточиться на радостях духовной жизни. Подобный порядок вещей кажется нам исключительным, но он тут же рушится перед очевидными фактами окружающей действительности еще до того, как мы находим в себе силы признать за ним право на существование.

Мы пытаемся найти лекарство, необходимое политической и экономической системам. Однако, сопоставив тропическую Америку и Азию, можно сделать вывод, что суть проблемы заключается в постоянном увеличении численности населения на ограниченной территории. Как здесь не вспомнить о том, что Европа в данном контексте занимает промежуточное положение между двумя этими сторонами света? Индия столкнулась с проблемой перенаселения еще три тысячи лет назад. Были предприняты попытки с помощью системы каст достичь рационального перехода количества в качество, иными словами, дифференцировать человеческие сообщества, позволив им тем самым жить рядом друг с другом. Но существует и еще одна более глубокая проблема: постоянное расширение различных форм жизни вокруг человека. Вегетарианские нормы были разработаны с учетом успешного внедрения системы каст и основывались на запрете, который не позволял человеческому и животному сообществу выходить из своих собственных пределов. Очень трагично, что этот важный для человечества эксперимент не удался, иначе говоря, в ходе истории системе каст не удалось достичь того состояния, при котором их различия обусловливали бы их равноправное бытие, при котором касты были бы вне категории сравнения, а крайне ненадежная степень однородности, возможная при обычном сопоставлении или при создании иерархической системы, не принималась бы в расчет. Поскольку люди способны сосуществовать, признавая за другими людьми определенные права, допуская возможность иного образа жизни, то они могут и отказаться от сравнения себя с другими (а соответственно и от какой-либо субординации) в рамках человеческого общества.