Глемм скромно присела возле чемоданов, глядя перед собой. Ее появление вызвало небольшое оживление у успевших отвыкнуть на передовой от женщин солдат и офицеров. Но они не позволяли себе ничего, кроме жарких взглядов…

…Прежнего помощника начальника станции на месте не было. Другой – средних лет украинец с бритым черепом и усиками под Гитлера – ничего хорошего не сообщил. Движение и впрямь начато. Уже отправлен один пассажирский поезд, вот-вот должны подать паровоз и под второй. А потом будет перерыв на несколько часов. Сплошным потоком пойдут военные составы. Причем в обе стороны. Но вот часам к четырем обещали подать третий и последний на сегодня пассажирский состав.

– Только пойдет он до Конотопа, – с трудом выговаривая немецкие слова, огорошил железнодорожник. – А там будет другой поезд, через Нежин до Чернигова.

– А билеты?

– Билеты надо брать в Конотопе. Больше нам ничего не известно, – сказал украинец и добавил на своем родном языке, считая, что немец его не поймет: – А хто ж нам це скажет?

Титов сухо кивнул и отошел, сдерживая проклятия. Эдак можно и зависнуть в этой чертовой Шостке! Или в Конотопе. Ладно, главное – сесть в поезд, а там будет видно. В конце концов, в Конотопе можно попробовать захватить машину. Что, впрочем, далеко не самый лучший вариант…

* * *

Стоявший на путях пассажирский поезд ушел через тридцать минут, а следующего пришлось ждать около четырех часов. Это ожидание заставило Титова понервничать.

Уходить с вокзала нельзя, вдруг подадут состав раньше или передадут какую-то важную информацию? Вот и сидели на скамейке, глядя по сторонам и тихонько разговаривая. Титов впервые оказался в окружении такого числа немцев и чувствовал себя неуютно. Глемм вообще до этого в открытый контакт с аборигенами не вступала, да еще в роли шпиона. К тому же на нее продолжали смотреть, хотя в зале появились еще две женщины в форме.

Майор видел, как на улице патрули проверяют документы у солдат и офицеров, и опасался выходить даже на перрон. Пусть документы в порядке, но лишняя перестраховка не помешает. Хорошо хоть работал буфет, они смогли пообедать.

Сидя за узким столиком и запивая бутерброды чаем, майор подумал, что, проводись операция официально, всех этих скитаний и нервотрепок можно было бы избежать. Самолетом перебросили бы к партизанам под Чернигов, а на следующий день переправили бы в город. И вся морока. Но! Тогда Вадису и Сочнову пришлось бы объяснять, зачем и для чего перебрасывают в немецкий тыл офицера контрразведки. А своим в отличие от немцев врать сложнее.

Он покосился на девушку. Та сидела рядом, вроде бы спокойно допивала чай и не обращала внимания на окружающих. Но чего стоит ей это спокойствие, Титов отлично понимал.

В начале пятого объявили о приходе пассажирского поезда и уточнили, в какой последовательности будет идти посадка. Предложили всем, кто купил билеты после двенадцати часов этого дня, ждать следующий поезд. Который придет к полуночи.

– Идем. – Майор встал, взял большой чемодан. – Наш вагон пятый. Возможна проверка документов, так что держи их недалеко.

– Хорошо. – Глемм чуть улыбнулась, подхватила свой чемодан, раза в два меньше и легче. Поправила пилотку. – Думаешь, будут осложнения?

– Надеюсь, нет, а там как выйдет.

У самых дверей вокзала Титов заметил невысокого худощавого лейтенанта-пехотинца с узкой тросточкой в руке. У его ног стоял довольно большой чемодан. Лейтенант держал вес тела на правой ноге, а левую ногу чуть выставил в сторону. Лицо открытое, спокойное, уверенное. На груди Железный крест второго класса и Крест военных заслуг первого класса.

Титов подошел к нему.

– Добрый день, лейтенант!

Тот перебросил трость из правой руки в левую, четко откозырял.

– После госпиталя?

– Никак нет. Из части еду в отпуск. Дали две недели для окончательного восстановления.

– Это правильно! Заслуженные ветераны должны иметь возможность поправить здоровье в условиях более комфортных, чем передовая. Кстати, позвольте представиться. Карл Грассе! Офицер армейской службы снабжения. Это Элиза Хауссер, мой помощник.

– Адольф Лансридер. Очень приятно.

Марите достался внимательный, чуть смущенный взгляд. Лейтенант тоже давно не видел красивых женщин.

– Давайте ваш чемодан, лейтенант!

– Что вы, господин обер-лейтенант! – запротестовал Лансридер. – Я сам…

– Сам вы, лейтенант, будете носить чемоданы позже. А мой долг помочь храброму офицеру, сидящему не в тылу, а в окопах.

Титов решительно схватил чемодан, кивнул лейтенанту и пошел вперед. Тому ничего не оставалось делать, как следовать за новым знакомым. Так втроем они и вышли на перрон.

Расчет майора был прост. Даже если в СД знают, кто ехал с Брокманом, то будут искать двух человек. И внимания больше уделять именно двоим. А не троим, из которых один раненый, с тростью. Какая-никакая, а маскировка. При выборочной проверке сойдет.

И правда, патрули, проверявшие документы у одиночек и двух человек, их троицу пропустили к поезду сразу. К счастью, у Лансридера билет был тоже в пятый вагон. А уже поменяться местами с одним фельдфебелем не составило труда.

Пока все рассаживались, убирали вещи, прошло минут двадцать. Потом трижды ударил станционный колокол, паровоз коротко свистнул и медленно потащил состав.

Титов машинально отметил время – семнадцать ноль-пять. До Конотопа чуть больше семидесяти километров, но это по прямой. С поворотами и объездами будет немногим больше. Быстро поезд не пойдет, но километров сорок даст. Значит, ехать как минимум два часа.

Четвертым пассажиром оказался капитан-связист с каким-то уставшим, мрачным выражением лица. Извинившись, он сказал, что дико хочет спать и просит не обращать на него внимания. После чего залез на верхнюю полку и почти сразу заснул.

Лансридер намерения отдыхать не демонстрировал, и они с Титовым вполне по-дружески разговаривали. Глемм редко вставляла одно-два слова, больше молчала и смотрела в окно…

Два часа с небольшими остановками шел поезд, и почти на протяжении всего пути Титов видел одно и то же. Разрушенные дома, пепелища, незасеянные поля, остатки вагонов под откосами и бесконечные ряды пеньков. Немцы, опасаясь партизан, вырубали всю растительность ближе двухсот метров от дороги. Через каждые три-четыре километра доты и дзоты. Вдоль полотна ходят парные патрули.

Здесь шла своя война. По накалу и масштабу почти не уступающая фронту. В канун летнего наступления немецкое командование постановило полностью обезопасить армейские тылы от действий партизан, которых следовало называть не иначе как бандитами.

Впрочем, партизаны тоже не сидели сложа руки. Диверсии на дорогах участились. И недавний взрыв тому подтверждение.

Вот как раз со взрыва разговор в купе и начался.