Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ариэль? – простонал я. – Так вот ты какая на самом деле?
Она шагнула мне навстречу, раскрыла было рот, но тут в номер вошел Уриэль. Он спокойно огляделся и сразу же понял, что происходит.
Математик был ненамного выше «миссис Пибоди», его белые волосы хорошо сочетались с ее седыми кудрями. Вдвоем они напоминали премилую пожилую пару. Что же тогда оставалось мне? Вечно тосковать от любви к призраку, отраженному в черном зеркале?
Старушка всхлипнула, и звук этот никак не вязался с ее внешностью.
– Разве ты не можешь отличить? – спросила она голосом Ариэли.
– Каким образом?! – простонал я снова. Это начинало входить в привычку. – Здесь все сами на себя не похожи, все скрываются. Откуда мне знать, кто из этих двух – ты?
Расплакавшись, Ариэль опустилась в кресло.
– Ты меня не любишь, – проговорила она сквозь слезы.
– Взгляните в зеркало, молодой человек! – велел Уриэль.
Я послушался и увидел там Уриэля – такого же, что и перед собой.
– Ну и какой вывод я должен сделать? – поинтересовался я. – Что вы не замаскированы?
– Именно.
Математик быстро подошел к зеркалу, стараясь держаться в стороне, чтобы не видеть своего отражения, и отвернул его к стене.
– Иными словами, оно показывает людей такими, какие они есть на самом деле. – Его внимание привлекли письмена на обратной стороне стекла. – Хм, интересно…
Я повернулся к Ариэли – теперь это была она. Миссис Пибоди исчезла. Глаза девушки покраснели от слез.
– Сколько тебе лет? – спросил я строго, не в силах скрыть подозрительности.
– Двадцать два года. – Голос ее дрогнул.
– Это правда?
– Нет. Двадцать три.
Я выдохнул. Ее слова казались искренними – и, надо признать, после всего, что я пережил, это было как глоток свежего воздуха.
– Но зачем?
– Ах, Габриэль, ну как же ты не понимаешь?! – В ее голосе сквозили нотки раздражения. – Я не хотела, чтобы кто-то узнал, что я копаю под Соломона. К тому же как я могла быть уверена в твоей надежности?
– Поначалу – возможно, – напирал я. – А почему потом не рассказала?
Она покраснела и потупила глаза.
– Я собиралась, Габриэль. Думала, приду сюда и все расскажу. Вот я стучусь, мне никто не открывает. Пришлось перенестись внутрь, а тут ты лежишь, весь красный от удушья… И я решила, пусть уж лучше тебя спасет миссис Пибоди. Потом она бы просто ушла, а ты так и не узнал бы о моем обмане.
– Ну и захотела меня еще раз проверить напоследок, – обиженно сказал я.
– Габриэль, если бы я заранее знала, что ты себя так поведешь, то не стала бы и заморачиваться! – упрямо ответила она, что противоречило всякой логике.
– Да сколько можно! – не выдержал я. – Хватит называть меня Габриэлем! Я…
– Тс-с-с! Не надо! – перебила Ариэль, тревожно распахнув глаза.
И вопреки всякой логике я заключил ее в объятья и прошептал:
– Значит, тебе не все равно.
Опомнился я в кресле. Ариэль сидела у меня на коленях и, склонив голову, шептала на ухо всякие нежности. Не в силах больше притворяться, будто занят зеркалом, Уриэль кашлянул, чтобы привлечь наше внимание.
– Дети мои, не отвлекайтесь, – сказал он. – И вынужден заметить, Ариэль, что ты стала крайне беспечно обходиться со своими заклятиями.
– Боже мой! – Ариэль вскочила и посмотрела на свое платье – точнее, платье миссис Пибоди. – Все эти кружева и лавандовый цвет мне не идут. Извините, я сейчас.
Она забежала в круг и исчезла. Мы с Уриэлем недоуменно посмотрели друг на друга и покачали головой. Через десять минут Ариэль вернулась. Теперь на ней было черное обтягивающее платье, идеально подчеркивающее фигуру, однако мы с Уриэлем, следуя негласному джентльменскому уговору, сделали вид, что не заметили ее, и продолжили разговаривать о книгах, которые лежали у меня на столе. Беседа со стариком помогла мне прояснить ряд вопросов, касающихся принципов волшебства.
Ариэль присела на краешек кресла, вглядываясь поочередно в наши лица – точно маленькая девочка, которая старается не шуметь, но хочет, чтобы ее заметили. Видя, что это не помогает, она сказала:
– Я вернулась!
– Скажи, кто такой Габриэль, – попросил я.
Она тяжело вздохнула, я постарался подбодрить ее улыбкой.
– Папин протеже, аспирант, подававший большие надежды в качестве адепта. Уриэль считал Габриэля почти ровней себе. Мы рассчитывали, что с его помощью одолеем Соломона. А потом случилась та авария.
– Это была не авария. – Я рассказал им, что понял из слов Ля-Вуазен.
– Убийцы! – произнесла Ариэль со злостью.
– Он был в тебя влюблен? – спросил я.
Ариэль задумалась.
– Не знаю, может быть. Но я… Нет, мы просто дружили, только и всего.
– Значит, они убили двоих: твоего отца и Габриэля.
– Если Просперо и правда убили, – заметил Уриэль. – Я даже не знал, что с ним что-то не так, пока не стало слишком поздно… Он ничего мне не сказал. К тому же я не верю, чтобы Соломон опустился до тех омерзительных вещей, которые требуются для проведения обедни: разрушенная церковь, черная гостья, вода из колодца, куда было брошено тело некрещеного младенца, и так далее.
– Да он уже дважды покушался на Габри… на него! – сказала Ариэль, указывая на меня. – Черное зеркало и зачарованное полотенце. Соломона интересует лишь власть, и единственный способ убедиться, что никто ему не помешает, – убить всех нас.
– И, насколько я понимаю, вы в последнее время не очень хорошо себя чувствуете. – Я потер больную шею.
– Чепуха, со мной все в порядке, – стоически возразил Уриэль и закашлялся.
Звук был сиплый, глухой. Только теперь я заметил, что цветущий вид старика – иллюзия. Болезненную бледность скрывали румяна. Мы с Ариэлью обеспокоенно переглянулись.
– Ладно, давайте к делу, – сказала она. – Расскажи, какую зацепку ты нашел, Га…
Увидев мое лицо, она осеклась. Я не разозлился, нет, – просто кое-что вспомнил.
– Можешь звать меня Кейси. Увы, я зарегистрировался в гостинице под своим именем.
Собеседники посмотрели на меня с ужасом.
Я вздохнул и покачал головой.
– Ничего не поделаешь. В этой игре слишком много правил, все не упомнить. Полагаю, ваше имя им тоже известно? – обратился я к Уриэлю.
– Боюсь, что так. Поскольку именно мы с профессором Ривзом основали общество, скрываться было трудно. Многие из первых членов знали нас лично, да и кое-какие работы мы все же опубликовали. Так что узнать наши имена особого труда не составляло.