Страшная буря на Средиземном море, разыгравшаяся в первый день весны, потопила не один десяток кораблей. Те же, которые устояли перед нею, долгие часы мотались среди бешеных волн, не находя пути, удаляясь от берегов, к которым плыли.

Эта буря застигла и корабль, на котором прибыли в Мессину граф Луи Шато-Крайон, граф Анри Шампанский и его родственница принцесса Алиса.

Как ни спешили путники, стремясь открыть двум великим королям то, что узнали о заговоре против них, однако в Мессину они прибыли слишком поздно – им сообщили прямо в гавани, что Ричард и Филипп-Август со своими войсками успели покинуть Сицилию и направились к берегам Палестины, к неприступным стенам древней Птолемиады, которую крестоносцы называли Сен-Жан д’Акрой, а чаще просто Акрой.

Море в это время было уже неспокойно, но Луи твердо заявил, что не станет ждать, и если его спутники решат остаться, он поедет один, не взяв с собою никого из охраны. Он надеялся, что в этом случае граф Анри сумеет чуть позже довезти Алису до лагеря Филиппа, и что тот простит своего посланца, понимая, какую важную весть Луи ему доставит. Молодой человек умолчал о том, что еще ему успели рассказать в Мессинском порту словоохотливые моряки: они сообщили, что вслед за кораблем Ричарда Львиное Сердце, прежде всей его армии, отплыл корабль прекрасной Беренгарии Наваррской, на котором находилась и английская королева Элеонора. Таким образом, он уже знал, что Эдгар сумел выполнить его просьбу, а значит, самому Луи выгоднее явиться не перед королем Франции, который будет вправе гневаться на него за проявленную медлительность, а перед королем Англии, которому нужно будет всего лишь объяснить, отчего невесту к нему привез не совсем тот рыцарь, которому он это поручил. А может быть, размышлял Луи, Ричард и не узнал о подмене. В таком случае сообщение о заговоре ассасинов будет для него куда ценнее извинений и объяснений, и внешнее сходство двух рыцарей не слишком заинтересует пылкого короля...

Граф Анри задумался было, однако решил ехать вместе с графом Шато-Крайоном. Кто знает, не станет ли шторм спустя несколько дней еще страшнее, кто знает, сколько вообще он продлится, и не закончится ли за это время осада Акры? Конечно, вряд ли закончится, ну а вдруг? И тогда ищи потом царственного родственника на пути к Иерусалиму! А отправиться туда с небольшой охраной, через земли лишь очень условно освобожденные от сарацин, вряд ли безопасно... Словом, старший и более опытный путешественник согласился со своим молодым спутником, и уже на другое утро корабль, не поменяв парусов, которые, впрочем, были не сильно потрепаны в дороге, лишь пополнив запасы воды и продовольствия, отчалил от мессинской гавани, держа путь к берегам Палестины.

Но буря рассудила по-своему. К вечеру ветер усилился, перешел в настоящий ураган, и взбешенное море атаковало дерзкое судно, стремясь во что бы то ни стало его потопить.

К счастью, это было не случайно нанятое судно – корабль, новенький, прочный и быстроходный когг31, построенный в Германии, принадлежал самому графу Шампанскому, он купил его пару лет назад и тогда же нанял себе кормчего – опытного морехода, родом тоже германца по имени Вильгельм, по прозвищу Вилли Рыжий или Вилли Морской, потому что этот храбрый малый, по его же словам, родился на корабле, вырос на корабле и провел на корабле большую часть жизни.

Он был хорошим кормчим, этот Вилли Рыжий (хотя, сказать по правде, его волосы были скорее ярко-золотистые, вьющиеся и такие густые, что издали походили на большую шапку). Никакой шторм не страшил Вильгельма, он хорошо знал, на что способен его корабль, и вот уже почти сутки, будто совсем не испытывая усталости, выдерживал вместе с коггом страшные атаки волн, каждый раз ухитряясь с помощью одного лишь рулевого весла поставить судно так, что волна не валила его, а вскидывала себе на спину, а затем сбрасывала, словно досадуя, что с этой затесавшейся среди моря скорлупкой никак не удается совладать...

Благодаря ловким маневрам когг не только оставался целым, не только не набрал в трюмы воды, которая неизбежно потянула бы его ко дну, но даже сохранил свою единственную мачту, хотя огромный квадратный парус Вильгельм не только приказал убрать сразу, едва шторм начал усиливаться, но велел вообще отцепить от перекладины и, свернув, спрятать под палубу. Громадное промокшее полотнище стало бы слишком тяжелым и под напором ветра могло переломить перекладину, а то и саму мачту.

Семеро матросов когга (лишь один из них, самый старший и опытный, дважды всего на час-два сменял кормчего, когда шторм чуть-чуть ослабевал) по приказу Вилли привязали себя к мачте, однако каждый при этом стоял на своем месте: двое у одного, двое у другого борта, один ближе к носу, двое ближе к корме. У всех были в руках кожаные ведра, и в случае надобности они принимались поспешно сливать с палубы воду, хотя вертикальные отверстия фальшборта позволяли волнам почти беспрепятственно перекатываться через судно.

Вилли Рыжий понятия не имел, что такое морская болезнь, зато большую часть его моряков выворачивало уже не по одному разу. Лишнее говорить о путниках: свита и охрана графа Шампанского уже в первые часы бури почти вся забилась под кормовую надстройку, в довольно просторное углубление, что отделяло палубу от единственной небольшой каюты. Спуститься в мрачный трюм многим казалось еще страшнее, чем оставаться на мечущейся под ногами палубе.

Граф Анри держался дольше всех, но через девять-десять часов после начала бури худо стало и ему. Пользуясь тем, что рыцарям, сопровождаемой им даме и ее единственной служанке была предоставлена каюта, он скрылся в ней и, упав на койку, провел долгие часы в тех же нестерпимых мучениях, что и все остальные.

Впрочем, не все. Луи, как и его молочный брат Эдгар, не боялся качки, но, в отличие от Эдгара, давно это знал, а потому если шторм и страшил его, то только потому (и это было естественно), что корабль мог не выдержать и в конце концов потонуть, а это уж никак не входило в планы молодого крестоносца. Не входило еще и потому, что рядом была Алиса, и он уже не раз и не два подумал, что сам-то в случае чего сумеет умереть без страха в душе, но на том свете никогда не простит себе, что не сумел спасти принцессу... К его изумлению Алиса тоже не страдала морской болезнью. Правда, она сидела в каюте белая, как платок, который все время сжимала в руке, но эту бледность вызывал страх, а не дурнота.

Когда же в каюту ввалился граф Анри, и его стало корчить на койке так, будто он вот-вот собирался умереть, девушка вскочила и в ужасе бросилась к Луи, довольно удачно сохраняя равновесие, хотя палуба изо всех сил норовила убежать у нее из-под ног.

– Пойдемте отсюда! – закричала Алиса. – Ради Бога, мессир граф, пойдемте отсюда! Лучше туда, на палубу!

– Но там опасно! – возразил Эдгар, уже не раз выходивший, чтобы справиться у кормчего, куда они все-таки плывут. – Вас может смыть волной, может ударить о борт или о мачту.

– Но я же пойду с вами вместе! – жалобно воскликнула принцесса. – О, Луи, пожалуйста, выйдем на воздух. Не знаю, что делается с моим дядей и со всеми остальными, со мной этого не происходит... А смотреть на это ужасно! Вам ведь не плохо?