хочу, чтобы дети у меня были раньше; чтобы раньше я была матерью. Нет: я хочу быть бабушкой, но без всяких там детей. Детей я испорчу, хуже Мимс. Но они должны быть нашими внуками, а не только твоими. Как меня вообще снесло на эту тему?

Ф: Нам бы лучше с матерью твоей посоветоваться. Волшебство – это по части Кармен Б. Секлер. Поговорим об этом, когда вновь поднимем паруса.

С: Я не хочу об этом разговаривать.

Ф: Я о задаче буквально чудесного.

С: Я о ней же.

Сделав эту заметку, Фенн замечает, что его заметки к этой истории, которой преимущественно и посвящена эта книжка для заметок, почти все имеют отношение либо к таким общим соображениям, как предшествующие, либо к фрагментам повествования, которые нужно вставить (напр., История Конспиративного Адреса на Чоптанке: 2-я потеря бойны), либо к образам (напр., «У» – это развилка или слияние? Чесапикский фарватер разделяется ли на входной фарватер реки Йорк и фарватер отмели Йорк или же это они сливаются в Чесапикский фарватер? Один входной, другой выходной; или же – в приливных водах – один для подъемов воды, другой на отлив. Анализ против синтеза; «мужское» против «женского». Сперматозоиды гребут вверх; яйцеклетки сплавляются вниз. Обсудить с С. в следующий раз, когда поплывем). Почти ни одна, отмечает он, не относится к описанию: ни фрагментов живописных подробностей, ни лиц, жестов, переданных ощущений. Он делает об этом факте заметку: должно быть, тут у него слабая масть как у начинающего сочинителя. И впрямь, когда где-то на Мэрилендской—5 автобус быстро один за другим обгоняют два «порше» – первый цвета пахты, а второй цвета провяленного табака, – Фенн не может вызвать в памяти прилагательных получше, нежели желтовато-белый и бурый, хотя трассе в тот миг случилось отделять табачную ферму от молочной. Быть может, замечает он у себя в книжке для заметок, писателю с подобными недостатками и сильными сторонами («У» – заметку он считает небезынтересной) лучше удастся передать нашу историю пьесой, нежели рассказывать романом. Д. со С. н. п. н. и.

Автобус останавливается на Союзном вокзале, где Фенн выходит. Сейчас всего одиннадцать и погожий ясный предполдень, в самый раз прогуляться. Фенн направляется по Делавэр-авеню к Конституции, душа у него мечется – как всегда при виде Капитолия, этой твердыни слишком уж знакомой, словно лицо родителя, чтоб быть хоть пригожим, хоть наоборот, – между патриотизмом и смятеньем. Нечто прочитанное им недавно в море вместе с нынешней швартовкой «Поки» напоминает ему о том лете 166 лет назад, когда Британский флот проплыл вверх по Патаксенту от острова Соломона к Бенедикту, выгрузил армию, обратил в бегство запаниковавших защитников (среди них тезку Фенвика по среднему имени) и сжег новую столицу и дом президента. Фрэнсис Скотт Ки, прочел Фенн, до той поры мало интересовался своею страной, которую считал вульгарной демократией; но зрелище ее символического разрушенья, за каким в Балтиморе вскоре последовало символическое воскрешенье[91], заставило его мыслить и чувствовать по-новому. Душа самого Фенна, как всегда, воспаряет при виде Верховного суда и Библиотеки Конгресса налево от него, музейного комплекса вдоль Эспланады, мемориалов Вашингтона, Джефферсона и Линкольна чуть дальше (хотя лично его любимый президент – малютка Джейми Мэдисон); она ёкает – не по эстетическим причинам – при виде почти всех остальных федеральных зданий в поле зрения и положительно уходит в пятки при мысли о тех плохо прикованных драконах за рекой, в Арлингтоне и Лэнгли: при мысли о Пентагоне и его собственном бывшем нанимателе[92].

Он сходит с Эспланады, идет по Пенсильвания-авеню и по 11-й улице сворачивает к универсальному магазину «Вудуорд-и-Лотроп» – поискать что-нибудь для Сьюзен. Все заканчивается тем, что он берет себе: «Англобаск», сделан в Англии, но сойдет и такой. Если верить переписи населения 1980 года, район метрополии Вашингтона, О. К., населяет более двух миллионов человек; в средний день посещает его свыше пятидесяти тысяч туристов. У стойки беретов «Вудуорда-и-Лотропа» – два других покупателя; один, дама, удаляется, когда подходит Фенн; другой, господин, приближается, едва Фенн собрался уходить. Отнюдь не математик, Фенн тем не менее рассчитывает, как только отыскивает альманах, что, если даже не учитывать биологический пол, вероятность того, что один из них не окажется Дугалдом Тейлором, как минимум равняется 1 025 000 к 1. Однако господин-прибывший-когда-Фенн-уходит – его давний друг и наставник, пришедший купить себе шляпу к грядущему своему путешествию в Австралию.

Опишем Дуга Тейлора: плешивый и седой, как Фенн, но безбородый, гладкий, на десять лет старше, неспортивный, скорее пухлый, нежели дородный. Из древнего мэрилендского семейства с шотландскими корнями – это описание? – почти каждый мужчина которого с 1830 года обучался в Принстоне и осваивал право в Вирджинии, хотя менее половины их занимались этой профессией более чем кратко. По большей части карьерные госслужащие: поверенные в делах, заместители генеральных прокуроров, замминистра того и сего. Любому Тейлору, объяснил некогда Дугалд Фенвику, отклонив президентский запрос[93], чтобы он сменил Ричарда Хелмза на посту директора ЦРУ, может хотеться быть концертмейстером, но не по нутру ему дирижировать. Это описание? Лукавый, тучный, учтивый, безупречный, неженатый, с тонкой нервной организацией…

Дуг. Фенн. Мужчины обнимаются. Сьюзен сообщает мне, сообщает Фенвик Дугалду, что с невероятного совпадения может начаться история, поскольку жизнь, по сути, состоит из случайных вопиющих невероятностей. Но привлечь такую специально, чтобы раскрутить сюжет, – это призвать бога на тросах. Должно быть, мы с тобой вместе начинаем новую историю.

Дугалд отвечает тут же: Или же нашим миром управляет бог на тросах. Где моя Сьюзен.

Она тебя целует с острова Соломона. Ты нынче носишь бойны?

Только в Аутбэке, тихонько отвечает Дуг.

Вот как: Перт. Все дороги ведут в Перт.

Какие-то намеренно, какие-то случайно.

Наши – через «Космос». С большой буквы сегодня у нас совпадения, Дугалд.

Дуг покупает темно-синий берет и говорит: Как и у космоса с маленькой. Не спеши хаять совпадение. Он сверяется с карманными часами. Двинем-ка: большой К не станет долго держать за нами столик. Они двигают – на запад по Джи до Лафайетт-сквер и Белого дома, затем садятся в такси вверх по Коннектикут до Дюпон-сёркл, потом вновь прогуливаются два квартала по Массачусетс до клуба «Космос». Ты знал, к примеру, раз уж речь зашла о совпадениях, продолжает Дугалд, что фамилия одного из наших старших контрразведчиков в западной Европе – Голдфингер. То есть это его настоящая фамилия. Тебе известно, что у Артура Бремера есть сестра, которая однажды работала в том же заведении, что и Сирхан Сирхан.