— То есть ты считаешь, что Джулиану надо привыкать встречаться с ней?

Саймой одарил ее улыбкой и отрицательно покачал головой:

— Вовсе нет. Не такой уж я бескорыстный альтруист. Боюсь показаться тебе банальным, но все же скажу: в любви все средства хороши.

— Но… не хочешь ведь ты сказать, что ты на стороне Розали? — нахмурилась Элисон.

— Господи, да нет же! — Нервно хохотнул Саймон. — Неужели ты так ничего и не поняла, маленькая сладкая дурочка? Да мне наплевать и на Джулиана, и на Розали. Пусть себе делают что хотят, мне без разницы. Но чем быстрей все произойдет, тем лучше. Только бы ты перестала есть себя поедом и сохнуть по тому, кто не в состоянии оценить всех твоих достоинств.

— Да ты с ума сошел! — Элисон сделала попытку подняться на ноги, но он все еще держал ее за руку и не дал ей встать.

Саймон дернул ее на себя, и девушка не успела и глазом моргнуть, как оказалась в его объятиях.

— Не отрицаю, я действительно схожу с ума. Любой мужчина свихнется, если он влюблен так же безрассудно, как я. Что для меня Розали, Джулиан или кто бы то ни было? Только ты, ты, ты одна! Теперь-то понимаешь? До нашей встречи ни одна женщина не интересовала меня, но тебя я полюбил с первого взгляда.

— Прекрати! — попыталась вырваться Элисон. — Это ты не понимаешь! Я люблю Джулиана!

— Джулиана?! — жарко прошептал Саймон. — Джулиана, который гладит тебя по головке, относится к тебе как к маленькой девочке, небось даже спит на диване, потому что в квартире только одна спальня! Вот и все, что он чувствует к тебе, а ты без ума от него!

И прежде чем Элисон успела сообразить, в чем дело, Саймон зажал ее рот поцелуем, но не легким и непринужденным, как раньше, а страстным, горячим, от которого губам стало больно.

Долгое время из алькова не доносилось ни звука, и только музыка, которая весело лилась из танцзала, нарушала гробовую тишину.

Первым молчание прервал Саймон, и теперь в его голосе слышался вызов:

— Ничего не хочешь сказать мне?

Элисон тихонько лежала в его объятиях, глаза ее были полузакрыты, а щеки бледны как полотно. Она с трудом подняла длинные пушистые ресницы.

— Чего ты ждешь от меня, Саймон?

— Полагаю, для начала протестов и возмущения, — признал он со смехом, но в голосе слышалась досада.

— Да уж. Вряд ли приятно чувствовать, что ты вел себя как скотина.

— Прости меня, милая, — с жаром и нежностью проговорил Саймон. Он бережно поднял ее и усадил на диван, удобно устроив на подушках. — Гляди, теперь я даже не коснусь твоей руки. Знаю, я всегда пугал тебя, разве не так? Я забыл, что ты такая юная, нежная, хрупкая, словно спящая красавица. Но теперь я не забуду. Я никогда не напугаю тебя снова. Просто я должен был заставить тебя выслушать меня. Прошу, послушай, что я скажу.

— Да ты уже и так достаточно наговорил!

— Нет, до сих пор я говорил только то, что испугало и обидело тебя. И ты решила, что я слишком страстный и необузданный. Но это не так, Элисон. Я готов подарить тебе всю свою нежность, тепло и любовь.

Саймон был ужасно бледен, и Элисон стало жалко его. Этого холодного, неприступного мужчину снедал жар любви, и было в этом зрелище что-то необычайно трогательное.

— Мне жаль, Саймон, — тихо сказала она. — Мне действительно жаль, если ты испытываешь по отношению ко мне нечто подобное, но это совершенно бесполезно. — Саймон сделал попытку прервать ее, но она остановила его: — Погоди. Ты не должен забывать, что я люблю Джулиана и что я — его жена. Неужели тебе не кажется, что в подобных обстоятельствах твое поведение просто неприлично?

— Да к черту приличия! — быстро заговорил он. — Говорю же тебе, я люблю тебя! Никогда не думал, что существуют подобные вещи, такая боль, такой восторг. Раньше я не относился к этому всерьез, играл, как только выпадал подобный шанс, и мне было все равно, проиграю я или одержу победу. Но теперь все не так. Теперь все иначе. Я не могу рисковать, это слишком больно. Я должен быть уверен в победе. Впервые за всю мою жизнь мне нужны защита и поддержка, я потерял самообладание. Это так странно, Элисон, и впервые в жизни мне страшно.

— Бедный Саймон! Мне так жаль! — Элисон легонько дотронулась до его руки.

Саймон склонился и поцеловал ее пальцы, но на этот раз очень нежно.

— Мне бы не хотелось причинять тебе боль, — вздохнула она. — Но видно, такова уж жизнь: то мы делаем кому-то больно, то терзают нас. Но раз уж случилось так, что я влюблена в Джулиана, разве было бы лучше притворяться, что этого нет?

— Но иногда надо покориться неизбежному и начать все сначала. — Саймон сидел, низко опустив голову, словно не осмеливался посмотреть Элисон в глаза. — Не хочу, как попугай, твердить одно и то же, но Джулиану нужна Розали. Если ты позволишь этим двоим сделать свой выбор, то этим ты только положишь конец своей боли и унижению. Ты освободишься и сможешь начать все сначала.

— Посмотри на меня, Саймон. — Элисон говорила немного резко, как старший, умудренный опытом человек.

Он неохотно подчинился и заглянул ей прямо в глаза.

— Если убрать все красивые слова, то ты предлагаешь мне подтолкнуть Джулиана к Розали, чтобы иметь возможность отделаться от него и выйти замуж за тебя. Так, что ли?

— Мне все равно, как это произойдет, — беспокойно заерзал он. — Лишь бы ты стала моей и ушла от него.

— А мне все равно, посчитаешь ли ты меня дурой или нет, но я остаюсь с ним. Я не позволю Розали растоптать его жизнь, даже если он этого хочет, — рассерженно парировала Элисон.

— Ладно, давай оставим Розали в покое и поглядим на это дело с другой стороны. Ведь я хочу тебя, а Джулиан — нет. Идем со мной. Я заставлю тебя полюбить себя, сделаю тебя счастливой. И тогда Джулиан вздохнет с облегчением и снова обретет свободу.

— Полагаю, пора закрывать дискуссию. Уже все сказано, и нечего переливать из пустого в порожнее, — холодно произнесла Элисон и почувствовала ужасную слабость. — Довольно вариаций на тему «люблю — не люблю». Они меня абсолютно не интересуют. — С этими словами она решительно поднялась на ноги.

— Ты не можешь уйти вот так, — дернулся Саймон. — Не может быть, чтобы это было твое последнее слово.

— Нет? — Элисон неожиданно обернулась и поглядела ему прямо в глаза. — Мне нечего добавить, разве только повторить твои собственные слова: покорись неизбежному. Предлагаю подумать над этим.

Саймон запрокинул голову и разразился злым хохотом.

— Пока еще я не вижу никакой неизбежности, так что и покоряться нечему. Я подожду. Могу себе это позволить, хотя одному Богу известно, как ненавистна мне сама эта мысль. Пройдет немного времени, и однажды ты сама признаешь, что так будет лучше для всех нас, включая твоего разлюбезного Джулиана, и ты вспомнишь мои слова и придешь ко мне.