— Одна из девушек, Ива, довольно неожиданно покинула коммуну. Полицейским не удалось ее найти.

Я рассказала ему всю историю, не высказывая никаких предположений, — пусть сам сделает выводы.

Он покрутил кончик уса.

— Так вы думаете, что она вообще не уезжала? Что с ней что-то случилось?

— Не знаю, но меня это тревожит.

— Без заявления о пропаже мало что можно сделать. Полиция не будет начинать поиск, если не появится новая информация.

— Понимаю. Просто хотела рассказать.

— Давайте я поищу фамилию тех девушек и попробую собрать еще какую-нибудь информацию.

— Это было бы прекрасно.

Он положил руки на подлокотники.

— Соболезную насчет вашей матери. Кейт была очень интересной женщиной.

Его слова оказались для меня полной неожиданностью — как и болезненный укол, который я ощутила, впервые за много лет услышав ее имя.

— Так вы ее знали?

— Мой друг как-то купил у нее лошадь.

Это я помнила. Когда мы вернулись из коммуны, мать продала обеих наших лошадей. Потом она завела других. Казалось, что ей невыносимо было видеть все, что хоть как-то напоминало о коммуне, — в том числе и меня. Только Робби мог до нее достучаться.

Стив с серьезным видом расправил усы.

— Я одним из первых прибыл на место происшествия.

Мне сразу же представились ужасные образы — сверкание полицейских мигалок, молодой Стив, вглядывающийся в груду искореженного металла, тело матери на руле, окровавленная рука. Помню, как полицейский постучался к нам в дверь, как отец упал на колени, как дрожали его плечи. Мы с Робби бросились к нему, понимая, что случилось нечто ужасное, что жизнь уже никогда не будет прежней. Я сглотнула, попыталась что-то сказать и не смогла.

Стив заговорил о другом:

— Левий все еще живет в Шонигане.

Я облегченно ухватилась за предоставленную возможность:

— А я думала, что он уехал.

— Он вернулся. У него теперь школа водных лыж, сдает в аренду лодки, гидроциклы, водные велосипеды и все в таком духе. Скорее всего, он согласится с вами поговорить — он довольно дружелюбный малый.

Левий был доброжелательным и веселым парнем, и в моей памяти он всегда был вместе с Робби — то они заигрывали и смеялись с девочками, то работали рядом в поле. Когда мы вернулись домой, Робби был мрачен — я думала, что он скучает по другу, но теперь вспомнила, что в период между гибелью Финна и нашим отъездом они почти не разговаривали. В то время я пыталась понять, в чем дело, но так ничего и не выяснила. Знает ли Робби, что Левий вернулся в город? Возможно, но почему тогда он промолчал, когда я его спрашивала?

— Есть еще одна женщина, с которой вам стоит поговорить, — добавил Стив, — но она может оказаться крепким орешком.

— Кто?

— Мэри. Она тоже жила в коммуне, но осталась в городе, когда они переехали в Викторию. У нее ферма на левом берегу реки недалеко от перекрестка. Сейчас нарисую план.

Он взял лист бумаги и набросал схему. Тем временем я пыталась вспомнить в коммуне кого-нибудь по имени Мэри, но потерпела неудачу. Странно, что мы не сталкивались и что ни мать, ни Робби не говорили о ней.

Стив передал мне карту.

— Спасибо. Поеду туда прямо сейчас.

Почему-то я не хотела ехать к Левию — что-то во мне восставало против такого варианта. Вместо этого я уцепилась за мысль, что есть еще одна женщина, ушедшая из коммуны. До этого на такое решились только моя семья, Ива, Хизер и Даниэль.

— Удачи. Мэри довольно замкнутая. Несколько лет назад мне пришлось говорить с ней по поводу грабежей по соседству, так она все время косилась на дверь. Она наверняка что-то знает, но не факт, что захочет поделиться.

Это меня не удивило. У нее наверняка были причины покинуть коммуну. С этой женщиной точно надо было поговорить.

Мы со Стивом обменялись номерами, и он проводил меня к машине. Я завела двигатель, и он постучал по крыше, напоминая, чтобы я пристегнула ремень. Когда я опустила стекло, чтобы снова его поблагодарить, он наклонился ко мне:

— Поезжайте осторожно. И не сдавайтесь, а я попробую еще что-нибудь выяснить.

— Спасибо. Вы мне очень поможете, если отыщете тех сестер.

— Я сделаю все, что смогу.

Я была рада, что Стив подтвердил мои догадки, но меня расстроило сообщение о том, что пострадали и другие девочки. Сколько же нас было? Я вспомнила нашумевший случай насилия — фигурант был крупной фигурой в университете. Как только одна из жертв заявила о случившемся, тут же обнаружился еще десяток. Я вспоминала девочек, которые жили в то время в коммуне, но их имена уже стерлись из моей памяти. Кому-то было лет шестнадцать-семнадцать, большинство из них сбежали из дома. Те, кто помладше, приехали в коммуну с семьями — им было одиннадцать-двенадцать лет, некоторым меньше.

Мне вспомнилась одна из девочек — худенькая и долговязая. Родители звали ее Ромашкой из-за белокурых волос и тонкой фигурки. Ей было всего одиннадцать, но она была смелой и разговорчивой. Как-то раз мы поссорились — и теперь я попыталась вспомнить, из-за чего именно. Кажется, это было в конце лета, и я уже была из-за чего-то расстроена — возможно, это произошло после исчезновения Ивы. Я сосредоточилась на своем воспоминании. Оно было как-то связано с Аароном: он попросил Ромашку помочь ему собрать ягоды, а я не хотела ее отпускать. Я боялась за нее? Мне вдруг вспомнилось, как она обзывала меня дурочкой и завистницей, а потом убежала к нему, как потом гордо сидела рядом с ним за столом. Помню, что я была расстроена происходящим, но одновременно с этим испытывала облегчение.

Теперь меня затошнило при одной мысли о том, чем она заслужила подобные привилегии. Может, поэтому мои воспоминания о насилии прерываются? Аарон нашел новую жертву и оставил меня в покое. Это было возможно, но мне казалось, что я что-то упускаю — что-то, связанное с моей клаустрофобией. Тем летом со мной произошло что-то еще.

Пять минут спустя я была на месте. Ферма Мэри была окружена старым облупившимся забором, выцветшим на солнце. К верху ворот было прикреплено ржавое лезвие пилы, порог укреплен ободами. Ворота были открыты, и, пока я медленно ехала к дому, мне навстречу с громким лаем выбежали черный лабрадор и мокрая грязная овчарка. За домом начинался лес, издалека доносился знакомый шум реки. Я представила себе, как собаки идут по следу оленя или выдры и лают на раков. В воздухе пахло дымом из печной трубы.

Пока я выбиралась из машины, на крыльцо вышла женщина с длинной седой косой, в большой мужской джинсовой куртке с меховым воротником. Кожа у нее была бледная и морщинистая, огрубевшая от ветра и солнца. Сунув руки в карманы, она наблюдала за мной. Собаки кружили вокруг и лаяли — по пути к крыльцу я несколько раз нерешительно замирала, но она не отозвала их. Я задела овчарку, и на брюках у меня остались шерсть и песок. Рассмотрев лицо Мэри, я пришла к выводу, что ей немного за шестьдесят — вспомнить ее в коммуне мне не удалось, но она определенно была — да и осталась — очень привлекательной: сильные черты лица, высокие скулы, ярко-зеленые глаза.