Ну, потом было награждение, поздравления. Всю нашу команду в полном составе наградили путевками в знаменитый «Артек». А через пару недель на меня обрушилась слава.

Однажды, когда я спал с открытыми глазами на уроке географии, дверь в класс открылась, и внутрь вошел пионервожатый нашей школы Васек. Он извинился и попросил Мальцеву, то есть меня, срочно пройти с ним в учительскую. Меня, мол, там ждет один человек. Полный самых нехороших предчувствий, я собрал свой портфель и потащился за Васьком в учительскую. А тот еще по дороге всячески торопил меня. Нехорошо, мол, заставлять ждать.

Неизвестным посетителем оказался парень лет двадцати пяти, который сказал, что он является представителем ЦК ВЛКСМ. Ого! Вот это я взлетел! Ко мне аж целый представитель ЦК приехал! И чего ему надо? А надо ему было, в сущности, немногое. Надо ему было повесить на меня Ответственное Задание. Причем моим согласием он и не подумал поинтересоваться. Все уже и без меня решили. А мне осталось лишь вскинуть руку в салюте и бодро ответить: «Всегда готова!»

Приближается 1 Мая, и мне поручили на демонстрации поздравить Самого. Да-да, его. Бровеносца. Была такая традиция, что Вождю в начале праздничной демонстрации девчонки дарят цветы. Правда, собственно, дарить цветы буду не я, а другая девчонка, дочка какой-то шишки из московского горкома партии. По-моему, второго секретаря, но я не уверен, могу и ошибаться. Ее Лизкой звали. Нормальная девчонка. Мы с ней довольно много общались потом. Она будет цветы дарить, а я и еще одна девчонка, Света Козлова, будем изображать из себя ее подружек. Традиция.

Потом нас троих целую неделю учили и тренировали. Как правильно радостно бежать к Вождю (не дай бог упасть), как правильно улыбаться, где встать, в какую сторону смотреть. Ошибиться нельзя. Прямая трансляция на весь мир. Все должно быть на высшем уровне. Однажды ночью нас троих даже отвезли на Красную площадь и два часа тренировали подниматься на трибуну Мавзолея. А то заблудимся еще там с непривычки. Мы же ни в коем случае не должны выглядеть глупо.

Одежду нам тоже новую выдали. С виду вроде обычная школьная форма, но это если не приглядываться. На самом деле платья были пошиты специально для нас, точно по фигуре. Гольфы, галстуки, туфли – новые, идеального качества. Даже пионерские значки – и те нам новые дали. Непосредственно перед процедурой нас еще и гримировали. Да я когда в кино снимался, меня там гримировали гораздо меньше, чем сейчас. Какая-то тетечка полчаса над моим лицом измывалась, что-то там подкрашивала, подмазывала. У меня еще бровь не зажила после того случая на хоккее, так она ее так закрасила, что стало совершенно незаметно. Папа потом говорил, что по телевизору раны совсем не видно было.

Самое обидное, что никто ведь не оценит моих мучений. Со стороны кажется, что это все очень просто. По телевизору это как выглядит? Откуда-то из-за края экрана выбегают три пионерки в парадной школьной форме. У одной в руках огромный букет белых роз (где взяла, спрашивается), две другие с пустыми руками. И они все втроем с радостными улыбками бегут к Мавзолею. Причем охрана в них не только не стреляет, вообще не замечает, пропускает, даже не пытаясь остановить. Девчонки уверенно, как будто не раз это делали (на самом деле так оно и есть), поднимаются на трибуну и вручают букет дорогому Леониду Ильичу. Тот ничуть этому не удивляется (чего, первый раз, что ли?), спокойно берет букет, передает его кому-то из свиты, а затем наклоняется и целует дарительницу в щеку.

Зная любовь Леонида Ильича к поцелуям, я немного опасался, что он и ко мне полезет целоваться. К счастью, не полез, одной Лизкой ограничился. Причем и ее поцеловал лишь в щеку, а не в десны, как Эриха Хонеккера. Ну а потом телекамера поворачивается в сторону праздничных колонн трудящихся, а наша троица тихонечко линяет с трибуны и шустро сваливает. Когда камера в следующий раз покажет Вождя, нас рядом уже не будет. Фух, отмучились! И все это бесплатно, ничего нам за такой подвиг не полагалось. Как поручение комсомола прошло. Правда, нам в качестве утешения и некоторой компенсации оставили наши новые платья. Во всяком случае, никто не попытался отобрать их после демонстрации. И мы тоже напоминать не стали. Чего мы, дурочки, что ли? Платья-то хорошие…

А вот после майских праздников началось. В советской прессе прошла целая волна публикаций обо мне. Причем если статья изначально писалась о турнире «Золотая шайба», то ближе к ее середине автор все равно почему-то сползал на обсуждение меня и моей игры. Обо мне писали «Пионерская правда», «Советский спорт», «Юность», «Смена», «Советская Россия». Может, и еще кто, но я не читал. Кадр же с полуфинального матча, в котором я с окровавленным лицом и слезами на щеках радостно улыбаюсь, попал на обложку журнала «Пионер». Забегая вперед скажу, что этот кадр стал впоследствии одним из символов турнира «Золотая шайба». Его часто размещали на рекламных плакатах.

Конечно, писали не только обо мне. Ребят моих тоже хвалили. Одни названия статей чего стоят: «Выстояли и победили», «Их было тринадцать», «Победители», «В хоккей играют настоящие… мужчины?», «Чертова дюжина». Это то, что про игру и про турнир. А потом пошли публикации уже чисто про меня. Вспомнили все три фильма, в которых я снимался. «Пионерка» напечатала развернутую статью, куда вставила кадры со мной из фильмов и из игры. Несколько раз меня ловили и мучили журналисты. Когда же вспомнили про то, что я мало того, что артист и хоккеист, я еще и писатель… о-о-о, тут пошла третья волна публикаций, а на мою ворованную сказку про Федота в библиотеках начали записываться в очередь.

Летом я в «Артек» съездил. Что тут говорить? «Артек» – это «Артек». Парадная витрина страны. Понравилось, разумеется. Ребята из команды все тоже там были. Иностранцы были (даже негры). А еще я в «Артеке» Мишку Никонова из «Факела» встретил. Это который мне чуть не забил в самом конце. Он, оказывается, тоже отличник, общественник, председатель совета дружины школы. И в «Артек» он уже в третий раз приехал, его третий год подряд путевкой награждают. Поначалу я немного удивлялся этому, так как знал, насколько непросто сейчас попасть в «Артек». А потом я случайно узнал, что у Мишки папа – кандидат в члены Политбюро ЦК, только фамилия у него другая. И сразу же удивляться перестал. Все понятно.

Хотя, может быть, папа и ни при чем. Может, он действительно сам всего добился? Мишка ни разу про папу не упоминал. Я про это узнал от других девчонок. И откуда пронюхали-то? А парочка девчонок из нашего отряда, как про папу узнала, вовсе стала к Мишке активно клеиться и набиваться в друзья. Причем из ночного перешептывания в спальне я понял, что если бы Мишка проявил хоть чуть-чуть настойчивости, девочки пошли бы с ним и дальше дружбы. Намного дальше. Их даже риск вылететь из «Артека» за разврат не останавливал. Сияние папы с олимпа было слишком соблазнительно. Они уже начали охоту за перспективными женихами.

Впрочем, шансов у этих вертихвосток не было, Мишка их просто игнорировал. Он ведь тоже не дурачок, все понимает. А возможно, и папа среди него разъяснительную работу провел. Насчет того, как себя вести с вешающимися ему на шею самочками. И какие впоследствии из них вырастут стервы. Хотя, вообще-то, стервами они уже были. А при виде меня чуть ядом кипящим не плевались, все время мне какие-то гадости подстраивали. То пасту зубную мне ночью в тапочки выдавят, то суп в столовой пересолят, пока я за хлебом хожу, то на пляже, пока я купаюсь, полные карманы песка в платье мое насуют. Вредины, одним словом. Завидовали они мне.