Чему завидовали? Хе, так Мишеньку, билетик их счастливый, угораздило влюбиться. В меня. Тьфу ты, зараза! Как я определил? Так лет-то мне сколько! Заметно это. Все время Мишка норовил поближе ко мне оказаться. А потом случилось нечто ужасное. Той же болезнью, что и Мишка Никонов, заболел еще и Степан Пушкин, вратарь наш. А может, он и раньше болел, только скрывал очень уж умело. Тоже, блин, в меня втрескался. Самое обидное, что ребята-то оба хорошие. Нравятся они мне. Но нравятся именно как товарищи, но ни в коем случае не как парни. Представить себе, как я целуюсь с кем-нибудь из них, я не мог. Вернее, представить мог, но мне это совсем не нравилось. Хорошо еще, что мальчишки, опасаясь конкурента, все время приходили вдвоем. Отказать им пойти с ними погулять я не мог, но так как их было двое, такие прогулки были для меня достаточно безопасными…

– Тук-тук! Можно к вам?

– Мальцева, это к тебе. Ты долго валяться еще будешь?

– Привет, Наташ! А чего ты в кровати? Ты идешь? Мы с Михой готовы уже.

– Ребята, я не пойду сегодня.

– Как это? Почему?

– Заболела я, не могу.

– Заболела? Что с тобой?

– Живот болит. Сегодня не пойду никуда.

– Живот? Так тебе к врачу тогда надо.

– Не надо меня к врачу. Само рассосется.

– Наташ, ты что? С этим не шутят. Вдруг это аппендицит?

– Нет, не аппендицит. Просто отравилась чем-то. Может, руки помыла плохо в столовой.

– Тем более к врачу надо. Раз ты даже встать не можешь, значит, дело серьезное.

– Тьфу! Миша, не надо к врачу. Я себя знаю, у меня так уже было.

– Наташ, да ты не бойся. Лежи, я сам сейчас сбегаю.

– Миха, я с тобой. Наташ, мы мигом.

– Стойте! Стойте!! Да остановитесь вы, ненормальные. Куда подорвались?

– За врачом.

– Не нужно врача.

– Нужно, не спорь.

– Тьфу! Не нужно. Прошло уже все. Само прошло.

– Точно прошло?

– Точно. Уже не болит.

– Тогда пошли. А то мы опоздаем.

– Может, не нужно сегодня?

– Наташ, мы ведь уезжаем послезавтра, смена заканчивается.

– Ну, на будущий год можем сходить. Или еще когда-нибудь.

– Нет, Наташ, не упрямься. Пошли.

– А может, я не хочу?

– Не хочешь? Глупости. Хочешь, конечно. Чтобы девчонка и не хотела идти на танцы – такого быть не может. Или за врачом сходить?

– Тьфу на вас! Вот ведь, докопались. Ладно, отвернитесь, я встаю. Пошли уже на ваши танцы, мучители…

Не удалось мне от танцев откосить в тот раз. Пришлось идти, чтобы не обижать ребят. И ведь не объяснишь им никак, что ни у одного из них нет шансов. Каждый надеется, что я в конце концов выберу его. Весь вечер я по очереди с обоими своими ухажерами танцевал. Им особенно медленные танцы нравились. Причем Никонову они нравились настолько сильно, что он несколько раз случайно (а может, и не случайно) задевал меня во время танца за бедро своими оттопыренными штанами. Отвратительно.

Ненавижу танцы. Вокруг столько красивых девчонок, а мне приходится танцевать с парнем. Обидно, однако. Я тоже хочу с девочкой танцевать…

– Привет, Наташ. Ты чего, опоздала?

– Не опоздала. У меня братья заболели, а папа в субботу должен был на работу обязательно выйти. Заказ срочный. Он только с понедельника больничный взял.

– Заболели? Что с ними?

– Да ничего серьезного. Просто простуда.

– У обоих сразу?

– Конечно. Они ведь близнецы, всегда все вместе делают, одинаково.

– Понятно. А я боялась, что ты заболела, и я опять одна в классе останусь. Предупредила бы хоть.

– Ирка, как? Письмо тебе написать? Я директору по телефону вчера из Москвы звонила, он мне разрешил 1 сентября не выходить на занятия. Тем более это суббота.

– Еще бы не разрешил. Ты теперь мировая знаменитость. Самому Брежневу цветы даришь.

– Ты-то хоть не подкалывай. Вот у меня где эта знаменитость! Достало все. Из дома на улицу проблема выйти. Меня даже в метро узнают.

– Сочувствую. Да чего мы на лестнице-то? Пошли в нашу спальню.

– Пошли. Письма еще дурацкие пишут.

– Да ну? И много пишут? Сколько в неделю писем приходит?

– В неделю? Издеваешься? Да дня не проходит, чтобы пары десятков новых не пришло. Сейчас вроде меньше стало их, а в начале лета бывало, что и больше сотни в день приносили. Почтальонша замучилась. Они еще и в ящик почтовый не лезли, ей приходилось прямо в квартиру мне заносить.

– Что пишут-то?

– Да глупости всякие. Давай дружить, пришли фотографию, давай переписываться. Ну, и так далее. Даже в гости приглашали меня.

– Куда?

– В разные места. И на Кавказ, и в Прибалтику. Даже в ГДР одна девчонка пригласила.

– В ГДР? Немка?

– Да, а что? Немка. Она, оказывается, этим летом тоже в «Артеке» была и видела меня там. Только почему-то подойти не решилась. Как будто я бы покусала ее за это. Но потом она вернулась домой и отважилась написать мне. В гости приглашает.

– А как же ты читала? Ты немецкий знаешь?

– Она по-русски написала. Коряво и с ошибками, но понять вполне можно. Эльза ее зовут.

– Интересно. В ГДР я бы съездила.

– Мне некогда. Ир, открой дверь, а то у меня чемодан.

– Запросто. Заходи. Добро пожаловать домой, Наташенька.

– Ой!.. Нет, только не это. Опять? Ирка, что ты ржешь, зараза! Сама вот все это и будешь читать!..

Они были везде. На столе, на шкафу, на подоконнике, на полу и даже на моей кровати. Письма. Тысячи, тысячи писем… Я думал, что это мне домой много шлют писем. Оказалось, домой слали лишь малую часть. Ведь мой домашний адрес в газетах не печатали, а вот номер школы там был. Конечно, при некоторой настойчивости разузнать мой адрес – не проблема. Но большинство предпочитало идти по более легкому пути и писать мне на адрес моей школы.

Я и дома-то едва успевал читать письма. О том, чтобы ответить хотя бы на каждое десятое, не могло быть и речи. А тут писем было раз в пять больше того, что прислали мне домой за все лето. Потому пришлось призвать на помощь всех троих живущих со мной девчонок. Теперь мы все вчетвером по вечерам сидели и читали эти письма. На самые интересные даже отвечали. Причем не только я отвечал, девчонки тоже отвечали. Представлялись моими подругами и соседками по комнате и писали ответы. За сентябрь месяц мы одних конвертов на ответы извели две пачки.