Ладно. Хватит пока о границах. Как-то ностальгически расклеился я за границей Германии и Голландии. Вернемся к одиночкам из твоего письма… Знаю одну. Совсем недавно разговаривал с ней. Мы познакомились в Слупске, когда я был преподавателем, а она — студенткой. Не моей. Она обучалась на другом потоке. Ей двадцать пять лет, она образованна, имеет степень магистра, как и ты. Она привлекательна, умна, трудолюбива, начитанна, хорошо знает английский, говорит по-немецки, учит испанский, а вечерами, после работы, посещает компьютерные курсы. Я, если можно так сказать, «перевел» фразу из твоего письма, цитату журналистки (об одиночках), следующим образом: «Они богаты, независимы и образованны, и поэтому им нет нужды спешить под венец». К Марии — так зовут мою одиночку — подходит только один эпитет. Она образованна. Остальное — не о ней. У меня все больше складывается впечатление, что многие журналистки подвержены какой-то опасной оптической аберрации и смотрят на мир через варшавские розовые очки. Мария очень даже образованна. И в этом варшавская журналистка не ошибается. Во всем остальном она замыкается в кругу специфической «варшавской» тусовки (это может быть и Познань, и Вроцлав, и Краков, это лишь мысленная аббревиатура) и, замороченная этой реальностью, начинает нести бред. Мария — учительница. Ее работа требует от нее мыслительной деятельности. Так же как и твоя работа, и работа той журналистки. Кроме того, она бедна и очень зависима. От матери, которая вынуждена посылать ей деньги, чтобы та могла заплатить за съемную комнатку в панельном доме; от директора школы, который стращает ее непродлением контракта, потому что «вполне возможно, что пани X выйдет из отпуска»; от какого-то банка, в котором она брала кредит, чтобы купить себе ноутбук. Но в то же время Мария очень независимая одиночка, она знает себе цену. Впрочем, она с превеликим удовольствием стала бы «зависимой» от мужчины, даже от такого, который «кухню мамы предпочитает японским суши». Суши она не ест, потому что они для нее пока слишком дороги. Одна порция суши — это одна книга, даже в дорогом МПиК, а кухне «его мамы» можно научиться очень быстро. Достаточно нескольких телефонных звонков и нескольких визитов. Он мог бы даже быть футбольным болельщиком, а она ходила бы с ним на все матчи. Ей не нужен «безупречно белый диван из алькантары». Она даже не знает, что такое алькантара (признаюсь тебе, что я также не знаю и что мне даже не хочется искать это слово в Интернете). Если бы она выиграла в каком-нибудь SMS-конкурсе диван из алькантары, она немедленно продала бы его на Allegro[57]. Я предпочел бы простой диван из ИКЕИ. Скинулись бы на него вместе. На нем (на диване) тоже может быть приятно и уютно. Это лучше подходит к ее стилю жизни. Кроме того, благодаря этому она стала бы еще более независимой. Она могла бы сэкономленными деньгами оплатить курс Excel. А если ты знаком с программой Excel, ты можешь рассчитывать на более приличную работу. Чем больше ты знаешь и чем больше умеешь делать, тем более ты независим. А он? Он может вообще не иметь диплома. Она встречала в жизни таких дипломированных дубов, что про диплом не стоит и спрашивать. Некоторые из этих дубов говорят, что они «с Варшавы». Так что и о их близости к столице она тоже не спросит. Это для нее не важно. А еще она не спросит, сколько он зарабатывает, потому что не представляет, что можно зарабатывать меньше, чем она. И тем более, как пишешь ты (или журналистка это пишет?), «значительно меньше». Она получает тысячу злотых без вычета всех налогов, так что найти кого-либо зарабатывающего меньше очень трудно. Но он мог бы зарабатывать столько же, сколько и она. Он мог бы быть, например, как и она, учителем. Быть учителем — это вовсе не катастрофа (представляете, до чего мы докатились, что я вынужден писать такие вещи!). Учитель — это хотя бы что-то. Учитель ей, в общем-то, «соответствует», хотя зарабатывает меньше, чем кассирша в супермаркете. Даже варшавские учителя. Скинулись бы оба в один прекрасный день с тринадцатой зарплаты на диван из ИКЕИ, а потом как кинулись бы в безумной распущенности на этот самый диван и начали бы совместную жизнь. И научила бы она его на этом диване «нетрадиционному отношению к сексу» (цитирую тебя). Мужчин этому можно научить. Этого от них не следует дожидаться.

А сейчас, когда она возвращается из Слупска в свою деревню на Кашубах, за ее спиной раздается шипение: «Старая дева». Хотя ей всего-то двадцать пять. Поэтому плевать она хотела и на это шипение, и на бредни варшавских журналисток. В конце разговора я спросил Марию, какие украшения она носит. Украшений на ней больше, чем предлагаемых китайской пословицей 70 %. Рассказала мне, что вот это у нее от родителей, а это ей подарили на восемнадцатилетие, это по случаю получения аттестата зрелости, а это по случаю защиты диплома. Сама себе в каком-то душевном порыве она купила только колечко из белого золота, с маленьким бриллиантиком. Вставляет его в пупок (Что, на самом деле такие штуки вешают на пупок? Может, это не колечко, а сережка? Впрочем, я в этом не разбираюсь…). Но только иногда вставляет. Когда думает, что она уже готова поехать с кем-то в ИКЕЮ.

Мир Марии мне ближе, чем тот мир, который описываешь ты. Главным образом потому, что в нем больше правды. Мне ближе ИКЕА, чем алькантара. Как-то ты написала: «Несмотря на то что ты часто бываешь в моей любимой стране[58], некоторые изменения нравов ускользают от твоего внимания». Может, какие-то и ускользают. Но от тебя, мне кажется, ускользает много других.

ЯЛ,

в поезде между Франкфуртом и Амстердамом

Варшава, вечер

ЯНУШ,

иногда ты бываешь таким основательным, что вынуждаешь меня надеть на себя тогу серьезности и написать объяснение, но поскольку я женщина эмансипированная, то легко не поддамся. Вот почему я спрашиваю, что заставляет тебя считать, что мир «твоей» одиночки тебе ближе, чем мой мир? Меня также поразило твое последнее предложение, в котором была столь значительная порция злости, совершенно тебе не идущая. Мне интересно, какие вещи в отличие от тебя я не замечаю? Чтобы внести ясность, на сей раз мы говорим о жизни, а не о науке. Ты считаешь, что журналисты, к которым отношусь и я, живут в фальшивом мире? Но разве люди будут читать и слушать то, чем мы с ними делимся? Я это делаю вот уже почти тридцать лет. Ты меня не на шутку разозлил. Впрочем, может, я на самом деле должна признать твою правоту, потому что о жизни одиночек я знаю в основном из разговоров и наблюдений за другими. Я-то, с небольшими перерывами, всегда была не одна. Кроме того, у меня складывается впечатление, что, говоря о варшавской богемной тусовке, ты снова и снова пытаешься насильно меня туда запихнуть. Ничего подобного. Януш, я никогда не принадлежала ни к одной модной тусовке и не входила в так часто упоминаемую тобой варшавскую богему. Поэтому прошу тебя, даже помня о том, что тебе можно все, как ты однажды дал мне понять, давай об этом больше не будем. Ты имеешь передо мной преимущество в знании немецких реалий, но те из них, которые представляются мне иными, я могу обсудить со своим мужем, немцем. Ибо кто не спрашивает, тот… Разумеется, это банальность.