Оно ударилось тупым концом о землю и упало мне на ногу.

Ойкнув, я запрыгал на одной ноге. Дон Кихот растерянно потупил глаза.

А истосковавшаяся в девках обладательница красного лифчика мило покраснела и бросила на него убийственно кокетливый взгляд..

– О мой герой! – Она решила, что это он нарочно так поступил.

Что до меня, то я добавил бы в середину слова «ге-рой» три буковки – «мор», что полнее отобразило бы его способность доставлять неприятности.

Мне бы духу не хватило толкнуть неуклюжего рыцаря в пучину скоропалительной женитьбы, но его верный оруженосец имел на этот счет свое мнение и свои виды. Ему ужасно надоело шататься непонятно ради чего по городам и весям чуждой ему Святой Руси. Хорошо бы осесть, укорениться, завести хозяйство и наконец-то зажить по-людски.

– Мой господин – благородный идальго Дон Кихот Ламанчский,- слезая с осла, представил он господина.- А как зовут сиятельную ликом, и не только, госпожу?

– Какую?

Ламиира наклонилась к уху толстушки и что-то прошептала.

– Агриппина Петровна,- четко доложила та и присела. Что, видимо, должно было сойти за книксен.

Как это таинственное действо должно выглядеть, я запамятовал, но твердо уверен – не так.

– Какое милое имя.- Прослезившись от умиления, Санчо принялся стаскивать с коня онемевшего от быстрой смены настроений рыцаря.- Правда, господин?

– Да-да… конечно.

Оказавшись на земле, Дон Кихот со скрипом распрямился и снял с головы тазик.

Чувствуя себя виноватым, ведь это я собственноручно подставил его под прицел страстных глаз, дуплетом лупящих бронебойными, я бросил ему спасительную соломинку.:

– А как же Дульсине… эта… как ее?… Тамбовская.

– А? – Дернувшись, рыцарь устоял лишь благодаря вовремя подставившему плечо слуге.

– Дульсинея,- напомнил я ему,- чей образ печальный для вас звездой путеводной сияет.

– Пускай сияет,- заметил Панса.- Волки ей рыцари.

– Сиять всегда, сиять везде – ее нехитрый лозунг.- Процитировав классика, возможно слегка перевирая первоисточник, я решительно встал на ноги.- Кто какхочет, а мне пора в путь-дорожку.

Поселение мы покидали сократившимся составом. Дон Кихот и Санчо Панса остались устраивать свои судьбы. Опечаленный рыцарь печального образа в окружении ребятни живописал свои ратные подвиги, грохоча латами и размахивая длинными руками. Как никогда похожий в этот момент на нелюбимые им ветряные мельницы.

Санчо Панса с господской невестой отправились выскребать по сусекам остатки прошлогоднего урожая, дабы подготовить праздничный стол. По тому, как толстушка реагировала на якобы случайные, но весьма целенаправленные касания его волосатой пятерни, сдается мне, рыцарь на личном опыте узнает, болит ли голова, когда рога растут. А вообще-то девушка она хорошая…

Потеря в нашем отряде этих двух крутых «мачо» компенсировалась лохматым щенком кавказской овчарки (его с ходу нарекли Пушком), с полной самоотдачей выполнявшим возложенные на него охранные функции. Он неистово отгонял от степной тропинки наглых бурундуков и ленивых ворон, расчищая дорогу нашему кортежу. От его настороженного взгляда не могли укрыться даже притаившиеся в засаде жучки-паучки, которых он, предварительно обнюхав на наличие запрещенных к ношению вещей, загонял под прелую листву. Подвергшиеся досмотру бедные божьи коровки заработали боязнь открытого пространства, впоследствии уйдя глубоко в подполье, а жуки-навозники переквалифицировались с почетной должности ассенизаторов на не менее полезную для флоры – селекционеров-любителей. Неумело, но со рвением скатывая хорошо приспособленными для этого лапками пыльцу определенного вида растений в шарики и перенося ее совершенно на другие, они тем самым доводили бедных наркоманов до нервного срыва. Говорят, что их усилиями с этой пагубной привычкой было покончено на многие столетия, пока ужас, посеянный в сердца молодежи переквалифицировавшимися жуками-навозниками, не выветрился из людской памяти.

Добрыня Никитич, флегматично пожевывая соломинку, скучал в ожидании очередного подвига. Девушки, сердясь на меня за решение выехать немедленно, не задерживаясь на свадебное торжество, ехали чуть сзади, шепотом обсуждая различные «финтифлюшечки», которыми можно было бы украсить подвенечное платье для придания образу нареченной изысканной изюминки. Я тоже молчал, злясь на самого себя за чувство вины, которое против всех разумных доводов испытывал.

Быстро усиливающиеся конский топот и звон железа заблаговременно оповестили нас о приближении закованного в латы всадника.

– Подождите меня! – размахивая копьем, прокричал Дон Кихот и, зацепившись за ветку единственной на всем обозримом пространстве яблоньки, с грохотом сверзился наземь.

Мы дружно вздохнули и поспешили ему на помощь.

Золотыми бывают не только руки…

Шелкопряд

– Нет, мы конечно же все дико рады тебя видеть,- заверил я огорченного своим неудачным падением рыцаря печального образа. На устранение последствий этого падения мы потратили половину дня, поскольку пришлось вскрывать помявшиеся латы с целью извлечения из стального плена тела величайшего из романтиков современности, ну а остаток вечера мы отпаивали его настойками из шиповника, ромашки и еще какой-то подозрительного вида зелени, которая, по словам Лели, чудесно снимает усталость в мышцах и боль в теле.

– Рады? – тихо промолвил Дон Кихот.

– Рады-рады,- успокоил я его,- но за каким лешим ты сбежал с собственной свадьбы?

– А ты?

– А это не моя свадьба,- парировал я.

– И не моя,- логически вывел рыцарь.- Уже… наверное.

– Может, передумаешь,- неуверенно проговорил я.- Подумай, от чего ты отказываешься?

– Нет! – после непродолжительного раздумья ответил он.- Меня манят великие подвиги, новые края… И не мог же я бросить вас на произвол судьбы. Вы ведь без меня как малые дети – пропадете.

Ну что на это возразишь?

Я не нашел подходящих слов и просто махнул рукой. Видать, судьба моя такая.

Пока суд да дело, начало темнеть. Из-за леса из-за гор донесся торжествующий вопль вурдалака, оповещающего окрестности о своем удачном самовыкапывании из-под могильной плиты. Холодок брезгливости скользнул, по спине, вызвав озноб. Почему-то я совершенно уверен, что мне нет смысла бояться этой ночной нечисти, но… Без знаний нет уверенности, а на одних догадках далеко не уедешь.

– Остановимся вон на том холме,- указав на островерхий курган, предложил я.

– Дело,- согласился Добрыня.

При ближайшем рассмотрении холм оказался совершенно непригодным для привала – слишком крутой подъем и иглообразная верхушка. Зато странной формы карниз, выступающий из холма, образовывал своего рода навес, могущий послужить защитой от возможных осадков.