– …неужели вы намереваетесь посадить нас в тюрьму? – Она расхохоталась так, будто обладала белоснежными зубами, а не кривыми клыками… И вдруг она бодро подошла к чиновнику, державшему паспорт Елизаветы, и поспешно раздергивала шнурок бархатного кошелька. Она нисколько не смутилась и, вынув из кошелька, протянула чиновнику несколько золотых монет.

– Ну?! – Ее лицо прямо-таки сверкало, прямо-таки искрилось терпким весельем. Она была такой веселой и непринужденной, что все невольно заразились ее искрометной веселостью. Уже все смеялись. Чиновник также улыбнулся, едва, впрочем, приоткрыв рот. Он вернул Елизавете паспорт, назвав ее «княжной». Проверка закончилась. Постояльцы пили вино и заедали бисквитами и жареными каштанами. Многие дамы и прежде всего имеющие детей уже удалились. За столом все вольнее шутили, кавалеры отпускали ярчайшие комплименты… Мадам де Турнемир внезапно и крепко обняла Елизавету за плечи. Елизавета опустила голову.

– Пойдем же… пойдем!.. – энергически шептала мадам де Турнемир.

Елизавета покорно поднялась. В коридоре мадам де Турнемир нарочно шаркала туфлями и затем целовала свою неожиданную спутницу в шею сзади. Эти поцелуи волновали Елизавету. Она вдруг произнесла:

– Идемте ко мне… – с некоторой неопределенностью…

В отведенной ей комнате, в самой середке, поставлены были сундуки.

– Вы так уверенно назвали меня подругой, – начала Елизавета и невольно приложила руку, ладонь, к груди… – Почему? Вы ничего не опасались. Вы ведь совсем не знаете меня! А если бы я сказала, что мы даже не знакомы?

Мадам де Турнемир расхохоталась:

– Я… – Она едва не закашлялась… – Я – Катрина, зови меня Катриной!.. Чего же было мне бояться?! Это ты боялась, только слепой не приметил бы! Трусишка! Нельзя так выдавать себя! Тебе нужен другой паспорт, я угадала?

Елизавета с досадой подумала, что вновь настает пора бесполезных советов! Но сказала тихо:

– Да…

– Раздобудем! – подхватила Катрина энергически и легкомысленно…

Что оставалось делать после такого заявления? Елизавета покорилась. Лесбийские забавы были для Елизаветы внове. Она удивлялась действиям Катрины, которая будучи столь непривлекательной внешне, умела довести до самого горячего и даже и сладко-мучительного наслаждения. Это испытываемое Елизаветой наслаждение вовсе не вызывало чувства любви к мадам де Турнемир, на нее вовсе не было приятно смотреть. Ее поцелуи отдавали гнильцой зубов и вызывали сердечное замирание… И Франк и шевалье де Сейналь нравились Елизавете в той или иной степени. На Катрину ей было даже и неприятно смотреть, но самое большое телесное наслаждение ей доставила именно Катрина… Разумеется, ей и в мысль не могло прийти – сравнивать Катрину с Михалом. Михал был странное и единственное в жизни Елизаветы…

Разумеется, Катрина де Турнемир вовсе не являлась той, за кого себя выдавала, то есть графиней де Турнемир! Елизавета спросила:

– Отчего ты не спрашиваешь меня, кто я! – спросила даже и с некоторым вызовом.

– Да зачем же! – Катрина хохотала неудержимо. – С меня довольно и моего знания о том, что ты – никакая не княжна Ассанчуковна!

Елизавета принуждена была признаться самой себе, что вовсе не желает откровенничать о своей прошлой жизни, то есть ни с кем не желает откровенничать об этом!..

– Конечно, я не скажу тебе, кто я! – говорила Катрина с неизменным своим звонким смехом. – И ты никому не говори о себе. Разве мы скрываемся под чужими именами для того, чтобы нас разоблачали?!.

Елизавета подумала, что это весьма верное суждение.

Спрашивать о происхождении горничной мадам де Турнемир также не имело смысла. И, конечно же, Катрина сказала, что и Елизавете необходима горничная! Елизавета не могла скрыть раздражения. Катрина, веселая, как всегда, заявила, что привыкнуть к наличию горничной все равно придется, поскольку знатная дама не может путешествовать без горничной:

– …это подозрительно! Ведь ты же знатная дама, не так ли? Хах-ха!.. Но прежде всего мы раздобудем тебе паспорт, согласно которому ты превратишься в особу, весьма аристократическую, но никогда не существовавшую прежде в реальности!

– Где же мы достанем такой паспорт? – спрашивала Елизавета. Пожалуй, ей уже хотелось расстаться с мадам де Турнемир…

– А разве мы не едем в Баден? Или я надоела тебе?

И Катрина хохотала, Катрина целовала, Катрина доставляла наслаждение…

Катрина возила с собой новейшую педальную арфу работы Хохбрукнера и любила играть из Монтевердиева «Орфея»[36]. Музыкальные способности Елизаветы удивили ее. Теперь они могли по несколько часов играть поочередно. Катрина была страстной арфисткой и совсем недавно накупила в венских лавках кипу нот. Она охотно рассказывала Елизавете об устройстве оперного театра, о тонкостях певческого искусства…

В Бадене ловкая Катрина, оставив Елизавету в гостинице, принесла ей в тот же вечер прекрасный документ, снабженный великолепной подвесной печатью. Теперь Елизавета более не была княжной и не была Елизаветой. Расставшись с титулом княжны, она превратилась в графиню Мадлен де Монтерлан. Впрочем, с именем «Елизавета» ей было жаль расставаться, о чем она не сказала Катрине.

Они задержались в Бадене. Спустя два дня после того, как доставила Елизавете-Мадлен новейший паспорт, Катрина привела ей и горничную, девицу не очень молодую и совсем не красивую.

– Красавицы нам ни к чему! – объявила Катрина и коротко хохотнула, потому что прекрасно понимала, как сама она выглядит!

Мадлен понимала, что следует совершенно преодолеть свою робость и привыкнуть к постоянному наличию той или иной горничной. Надо было также выучить себя обращаться с горничными строго…

– …она имеет опыт, – говорила Катрина. – Она служила в хорошем купеческом доме, но старая хозяйка умерла, а вдовцу захотелось иметь прислугу помоложе!.. Затем Мадлен (и когда она уже не была Мадлен!) часто меняла горничных и даже не запомнила имя своей первой служанки. Графиня не была излишне сурова с прислугой, но горничные уходили, потому что их не устраивала кочевая жизнь…

* * *

В Бадене обе дамы прогуливались по аллеям парка, завели несколько новых знакомств. Катрина видела, что господа весьма интересуются красотой Мадлен, однако сначала только шутила над некоторыми пылкими расточителями комплиментов, но затем Елизавета-Мадлен стала уже замечать нахмуренные брови, досадливые взгляды подруги и прочие признаки истинной ревности. Впрочем, и сама Мадлен никому из новейших вздыхателей не отвечала взаимностью даже на словах. В сущности, она еще только училась этому обмену остротами, комплиментами, затейливыми намеками…

По вечерам в одной из зал гостиницы собиралось небольшое общество. Разыгрывали партию в «triset». Катрина говорила своей подруге, что эта карточная игра очень похожа на вист. Но Мадлен совсем не умела играть в карты. Благородная Катрин преподала ей ряд уроков карточной игры, и в том числе – разъяснила некоторые шулерские приемы. В гостинице играли и на деньги, но ставки не бывали высоки. Катрина порою выигрывала, порою проигрывала, но сказала Мадлен, что если возникнет нужда, то может выиграть значительные суммы. Мадлен задумалась. Ей не хотелось обманывать обыкновенных людей, тех самых, кого возможно именовать теми самыми «частными лицами». Но… для чего же они садились за карты, те самые «частные лица»?! Она отдавала себе отчет в том, что ее борьба с самим институтом государства остается, по сути, борьбой против установлений государственных, ограничивающих так или иначе ее свободу!..