– А зачем вы все это терпели? – спросил Макс, старательно пряча свое недоумение.

Внутри же он злился на себя. Тоже, праведник выискался! Кто дал ему право судить решения других?

– У него бывали просветы. Это меня и удерживало. Он извинялся. Оправдывался работой. Обещал, что изменится. Просил дать ему еще один шанс. На день-другой он становился прежним Риком. Мы куда-то ездили, он был нежен в постели. Только я успокаивалась, а потом…

– Потом он снова превращался в чудовище. И однажды это чудовище вас покалечило.

Лицо Грейс было красноречивее любых слов.

– Надеюсь, что теперь он гниет в тюремной камере, – прорычал Макс, запуская руки в волосы.

– Нет. Он освободился досрочно. Живет в Калифорнии, в той самой квартире… Не думайте, что он сумел выкрутиться. Он отсидел два года в тюрьме штата за нанесенные побои. У меня было сломано бедро и три ребра. Плюс коллапс легкого. Все произошло в тот вечер, когда я объявила, что ухожу от него.

Макса захлестнула волна ненависти к подонку, которого он даже никогда не видел. Куски головоломки, связанной с прежней жизнью Грейс, встали на свои места. Вот откуда боли в бедре. Вот почему она вчера так жутко испугалась пьяного Бака. И ее настороженность, какой она встречала тупой флирт помощника шерифа, тоже оттуда. Оттуда же ее отчаянное желание быть независимой, доказать этой гниде Рику, что она способна управлять своей жизнью и что ее дух остался несломленным.

Макс понимал: бесполезно произносить расхожие фразы по поводу того, как должен был бы обращаться муж с женщиной, подобной Грейс. Главное – она не сломалась, не утратила силы духа, не разучилась радоваться жизни. Грейс умела находить радость во всем, даже в самых заурядных вещах, на которые Макс не обратил бы внимания. Он чувствовал, как его уважение к Грейс стремительно поползло вверх.

Но зачем ей такой подарок, как Макс О’Хейр? Этого он никак не мог понять. Зачем, настрадавшись от одного наркомана, стремиться к дружбе с другим? Может, Грейс хотела устроить себе испытание? На кой он ей сдался? Чтобы освободиться от кошмаров прошлого? Или он действительно вызывал у нее интерес?

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – тихо сказала Грейс. – И вы ошибаетесь. Вы совсем на него не похожи. Ни капли сходства. Можете мне верить.

Макс фыркнул и уперся локтями в колени.

– Все мы одинаковы, – мрачно произнес он, уставившись в пол. – Я имею в виду наркоманов. Наши мозги имеют одинаковые программы. У нас схожие желания, и ради заветной дозы мы готовы идти по головам.

– Неужели вы смогли бы избить любимую женщину, изнасиловать ее, отхлестать самыми оскорбительными словами, какие только существуют?

– Нет. – Вопрос даже обидел Макса. – Я бы никогда… Я ее любил… Нет, ни в коем случае.

– Видите? Я же сказала: ничего общего.

Макс снова взялся терзать свои волосы.

– Но не думайте, будто я такой белый и пушистый. Я не поднимал руку на женщин, это так. Однако дерьмовых поступков на моем счету более чем достаточно. Можно же и без кулаков изводить тех, кому ты небезразличен. – Он тяжело вздохнул. – Мне нечем гордиться. Я до сих пор выбираюсь из дерьма, в котором бултыхался не один год. Вам бы спасаться от меня без оглядки, а не бегать со мной по лесу.

– Между прочим, я большая девочка, – твердым тоном возразила Грейс. – Я сама в состоянии принимать решения.

Макса разрывало. Одна часть его личности требовала немедленно убраться из дома. Нечего портить ей жизнь своим кокаиновым прошлым, своими зигзагами и ошибками. Но он не мог заставить себя встать.

– Последний раз я видела бывшего мужа в зале суда. Хотите знать, что́ было в его глазах? – спросила Грейс. – Ненависть. Откровенная ненависть. Я видела чудовище, вскормленное наркотиками и выпивкой. Того, кто почти целиком себя разрушил. Если бы соседка не услышала мои крики и не позвонила в полицию, он бы меня убил. В зале суда не было даже тени человека, за которого я выходила замуж. – Грейс слегка толкнула его плечом. – А теперь хотите знать, что́ я вижу, когда смотрю на вас?

– Лучше не надо, – энергично замотал головой Макс.

– И все-таки я скажу. Я вижу человека, изо всех сил стремящегося стать лучше. Человека, который старается исправить ошибки прошлого и двигаться по жизни дальше. Этому человеку бывает страшно воспользоваться шансом, страшно поверить. Он внутри раздроблен, но своих попыток не оставляет. Я вижу у него надежду.

Макс искоса посмотрел на нее. Такого признания он не ждал. Грейс права: ему было страшно поверить даже в это.

– Вы хороший человек, Макс, – сказала Грейс. Она встала и отряхнула пыль с брюк. – А сейчас хватит терзать себя мыслями. Лучше помогите мне разобраться со всем этим хозяйством.

Вот так закончился их откровенный разговор.

* * *

Голова Грейс все еще оставалась затуманенной. Так бывало всегда после приступов панического страха. Если говорить о теле, ей казалось, будто она плывет через что-то вязкое. Отяжелевшее, одеревеневшее тело не желало ей подчиняться, но дрянное самочувствие не могло помешать Грейс заниматься столь увлекательным делом, как обустройство ее дома. Макс ей в этом помогал. Позаимствовав у дяди стремянку, он сейчас вешал на стену большую картину. Его симпатичное лицо было воплощением предельной сосредоточенности.

Утром, проснувшись рядом с Максом, Грейс несказанно удивилась. Приятная неожиданность. Но проснулась она от жуткой головной боли, способной свалить носорога. Шевелиться не хотелось, тем более что спящий Макс обнимал ее за талию, его сильная грудь упиралась ей в спину, а его нос – в затылок. Своей позой он напоминал большую ложку.

Грейс не помнила, чтобы Макс ложился вместе с ней, но от этого у нее потеплело на сердце. Он оказался заботливее и сострадательнее, чем ей казалось. Взять хотя бы его появление здесь с кофе и маффином для нее. Скорее всего, это он сделал не задумываясь. Он настолько привык играть роль большого злого волка, что не замечал в себе прекрасных человеческих качеств. Грейс отнюдь не отличалась наивностью и понимала: Максу еще предстоит огромная работа над своим характером. Но жизненно он был устойчивее, чем думал.

– Так хорошо? – спросил Макс, держа картину у стены за края рамы.

Красная футболка немного опустилась, обнажая его красивые сильные руки.

Грейс, скрестив руки на груди, любовалась Максом.

– А если чуть влево? – (Макс исполнил ее просьбу.) – Нет, пожалуй, лучше немного вправо. – (И снова он безропотно переместил картину.) – А теперь чуточку выше… Нет, ниже.

– Грейс! – не выдержал Макс.

– Мы еще не закончили поиск места… Чуть влево… Теперь вправо.

Услышав, как она прыскает в кулак, Макс обернулся:

– Это что, шуточки домовладелицы?

– Не кипятитесь. Сами знаете: нет ничего хуже, чем перевешивать неудачно размещенную картину.