— Идрис Аш-Торес, королева. Мою дочь. Мою единственную и любимую дочь.

Пещера была выдолблена в стене небольшой, каменистой скалы, росшей прямо из массива леса, в котором преобладали раскидистые деревья, напоминающие клёны.

Открываясь над берегом небольшой речушки, в древние времена пещера служила местом тайных, даже запрещенных обрядов.

Каких именно, Анна уточнять не стала — не до того было.

Что ж…

Значит, беременна она. Если только эта мадам, оказавшаяся вдруг матерью Элизара — а, стало быть, ее будущей свекровью — не врет.

В любом случае, иных методов провериться на таком коротком сроке нет было — а тем более здесь, в этом мире. Приходилось верить на слово, хоть все это могло быть частью игры, целью которой — привязать ее покрепче к будущему мужу. Заставить смириться с тем, что нет у нее других путей, кроме как довериться ему, вожделеющему стать настоящим королем.

Придя в себя и кое-как, с помощью Элизара, выбравшись на воздух, Анна попросила побыть одна и, сидя ступеньчатом склоне горы, опершись спиной о камень, думала о случившемся.

А случилось многое. Практически все, чего добивался Элизар, и ничего из того, что теоретически, хотела бы она.

Собиралась не спать с ним, пока не поймет, что он к ней чувствует — переспала. Собиралась не влюбляться — влюбилась. Отстаивать свое право наследницы и не становиться марионеткой в руках серого кардинала — тоже накрылось медным тазом. Все мысли теперь о том, как бы угодить ее красавцу-мужу, как снискать его одобрение и вызвать улыбку на его лице.

Даже с ребенком получилось все исключительно, как того хотел Элизар, правда в его другой ипостаси — драконьей.

Но больше всего ее пугало даже не это. А то, что самой от такого развития событий было тепло и уютно. Сладенько даже как-то. И радостно, как в детстве, когда понимаешь, что до Нового Года каких-то два дня осталось.

Какое же это, черт возьми, приятное чувство — быть беременной! Хоть и не чувствуется пока ничего в животе. Да и что там может чувствоваться, на таком сроке?

Она выпрямилась на одеяле, на которое заставил ее сесть советник, и потрогала себя пониже пупка. Приложила руку и закрыла глаза, как делала мать Элизара, герцогиня денна Бахор, потомственная ведьма и драконица без способности к обороту.

А ведь хочется! Как же хочется почувствовать хоть что-нибудь…

Умом понимала, что таким образом ее женская сущность пытается расслабиться, позволить себе перестать брыкаться и быть обыкновенной самкой с четырьмя извилинами.

Как там говорилось в манифесте всех шовинистов — женщина должна быть босой, беременной и на кухне? Так вот куда она хочет, эта проклятая самочья сущность! Туда же, куда ее, собственно, и хотят загнать. Разве что кухня будет условной — в королевском-то дворце!

Так, может и не противиться? Сложить лапки, а точнее обхватить ими свой беременный животик и не о чем более не беспокоиться? И какая разница любят ее или просто манипулируют? Власть, управление государством, магия, учеба, любовь, приключения — кому все это нужно? Главное, вот оно — беременный животик!

Так, незаметно, из приятно-уютного состояния, Аня загнала сама себя в противное и упадническое.

Дракона бы ей сейчас — чтобы все разложил по полочкам, в любви признался, что ли… В том, что хочет ее, а не корону на ножках, с наследным принцем в животе, которого можно будет использовать в качестве заложника в случае бунта на корабле.

Сильные руки обняли ее и притянули в знакомое, родное уже тепло.

Анна не стала сопротивляться — позволила себе утонуть в этих объятьях, использовала мужское тело вместо опоры, что было гораздо приятнее каменной стены…

— Расскажи про свою семью? Почему твоя мать живет в пещере, а не во дворце?

Элизар поцеловал ее в висок, рукой протиснувшись к ее животу и закрыл ее ладонь своей — большой и, как всегда, горячей.

— Она приняла обет безбрачия и удалилась от мира сего после смерти отца. Занимается древней магией, изучает семейные ритуалы…

— А пещера?

— Пещера принадлежит нашему клану. Причем, подарил ее нам — твой. Вместе с окрестными лесными угодьями.

— Хм… — не очень смело, она высвободила свою руку из-под его и погладила сверху пальцами.

Он никак не отреагировал, а ей вдруг до слез, до стиснутых зубов захотелось ласки! Восторгов. Растроганных, растерянных мужских объятий и восхищенных глаз. Чтоб не просто говорили о ее беременности, а задыхались от счастья, обнимая ее живот, целуя и прикладываясь к нему ухом.

Чтоб как в кино было — плачущая от избытка чувств женщина и до безумия влюбленный в нее мужчина.

А не вот это вот — руку положил, и держит. Ну допустим, в висок еще поцеловал. Обсудили, какой срок беременности и какие вероятности того, что ребенок родится драконом, как и отец.

Мать спросила, хочет ли она узнать пол. Анна отказалась. ВСЕ!

Черт бы их побрал, этих аристократов! И драконов вместе с ними.

— В чем дело, Анна?

Она даже зажмурилась, чтобы не закричать от отчаяния.

Никогда еще так не ненавидела свое имя!

— Ни в чем, — с трудом выдавила сквозь пробивающиеся рыдания. — Просто… просто гормоны. Наверное.

— Ты же понимаешь, что я всегда буду заботиться о тебе и ребенке? Что никогда не брошу вас… — взяв ее руку, он поднес ее к губам и принялся целовать — все выше и выше. — Никогда не обижу… Чего ты боишься?

— Просыпаться и засыпать с равнодушным и циничным советником! — вырвалось у нее вместе со слезами. — Вот чего я боюсь!

Отпихнув его руки, она вскочила, хотела убежать… но он не позволил. Догнал в два счета, схватил за руку — развернул к себе так резко, что голова закружилась.

— Что за ерунду ты несешь? С чего ты решила, что я к тебе равнодушен? С того, что спас тебя, рискуя собственной жизнью? Или с того, что женюсь на тебе и стану отцом твоего ребенка?!

Было видно, что он разозлился, но отчего-то это не испугало ее, наоборот — обрадовало. Хоть какие-то эмоции!

— Женишься ты потому, что это нужно для дела! А ребенка хочешь, потому что дракон требует! — она все же закричала, не выдержав, не в состоянии больше держать эмоции внутри. — И спас меня тоже дракон, а не ты! Вы разные с ним, понимаешь? Разные! Он лучше тебя, честнее! И он… он любит меня!

Наступила тишина, нарушаемая лишь предрассветным щебетанием проснувшихся птиц и их тяжелым, прерывистым дыханием.

— Иногда я ненавижу свою вторую сущность, — наконец, произнес он, медленно стягивая через голову рубашку. Повернулся к Анне спиной, и она ахнула, увидев, что вся его спина покрыта «заплатками» из бинтов с проступающими из-под них засохшими уже пятнами крови.