***

На пересечении двух туннелей он увидел коленопреклоненного культиста, который находился спиной к стражу. Клепий своими глазами видел это чудо, которое стало объектом поклонения для почитателей Фахтаче — корень мохира был объят огнем и при этом не сгорал, источая сладкий мускусный запах.

«Это запах смерти»

Культист стоял на коленях, и монотонно читал молитву на одном из диалектов языка морского востока. Его маска покоилась на земле, вокруг нее был воздвигнут некий барьер из сальных свечей. Имперец огляделся по сторонам и понял, что другого шанса судьба может ему и не предоставит. Воин начал медленно подкрадываться к фанатику, при этом, стараясь совсем не шуметь. Зачарованный меч, покоившийся в ножнах, вышел на свободу, в это проклятое место, Клепий почувствовал своей рукой и частицей души его страшную пульсацию. Меч просил в жертву этого безбожника.

— Двинешься, и не видать тебе благословение Фахтаче, — Клепий упер острие меча в шею культиста, оставив кровавый порез.

Фанатик перестал читать молитву, но больше он никак не отреагировал на появление неожиданного гостя. Он продолжал стоять коленями на твердой породе, занесенную песком. Клепий старался не смотреть на чарующий горящий огонь, что объял корень мохира.

«Боги, сохраните меня от соблазна», — стражу казалось, что голос из огня взывает его, но воин решил создать вокруг себя ментальный барьер.

— Где дети?

Поклонник Фахтаче не ответил на поставленный вопрос, продолжая созерцать божественный огонь. Клепий думал, что он продолжается молится. Нет. Он слушал. Слушал глас своей богини.

— Тебе не изменить предначертанное, — ответил фанатик и Клепия бросило в дрожь.

Не от произнесенных слов. А от голоса, который принадлежал юнцу, едва узревшему свой первый волос на подбородке. Хватка меча ослабла, но страж понимал, что богиня пытается его обмануть, как и каждый поклонник отца лжи.

— Если хочешь продолжить молиться своей богине, ответь, где пленные дети?

Зачарованный меч пульсировал мягким бархатным-зеленым цветом, он уже оставил кровоподтеки на шеи фанатичного поклонника. Рука не должна дрогнуть, когда убиваешь того, кто исповедует темных богов. Но враг по-прежнему молчал и не мог не молвить ни слова, без одобрения своей богини. Все ее поклонники стали никем иным, как обычными рабами, выполнявшие прихоть своих хозяев.

— Ты найдешь детей, но тебе предстоит сделать трудный выбор, — ответил культист и начал медленно поворачиваться лицом к своему пленителю.

Клепий был прав. Перед ним предстал лик юнца, завербованного темными культистами в свою секту. Ему и не стукнуло шестнадцати лет.

— Они готовы стать агнцами ради воскресения богини, — уверил Клепия сектант. Они добровольно пойдет на смерть, ради любящей Матери Огня.

Клепия эти слова выводили из себя, более того, ему страшил тот уверенный тон, с каким говорил культист. Сейчас страж был уверен в том, что его рука поднимется даже на такую молодую жертву. Это будет для него спасением, а не смертью.

— Просто скажи, где они.

Клепий вспомнил слова Аблата о воскрешении Фахтаче.

«Дите, добровольное облекшееся в шкуры закланного агнца, да возвеличит тебя»

Но главной целью для Клепия по-прежнему оставалось найти печать.

***

Перед взором Клепия открылось самая настоящая открытая подземная площадка. Пещера была воистину огромной, здесь могла бы вместиться целая Обитель. Но от этого не стало легче, потому как здесь было слишком много фанатиков, которые мешали свободному передвижению.

Хитросплетения туннелей, созданные марзулами в случайном ли порядке, либо специально, могли сбить с толку кого угодно. Культист видимо сильно уверовал в свои собственные слова и провел имперца через сеть туннелей за небольшой срок времени, выведя его прямо сюда — место почитания Матери Огня. Клепий не решился убивать подростка, и он ударил того в висок, чтобы тот потерял сознание, а сам начал движение в ту сторону, куда указал ему сектант.

Ритуальная маска выдавалась только тем, кто уже прошел просвещение, таковых даже в Ноблосе было немного. Точнее, в Ноблосе уже не осталось никого, включая библиотекаря.

«Но может быть такое, что я заблуждаюсь? Может быть маски принадлежат не только жрецам, но всем почитателям Фахтаче?»

В любом случае, сейчас это его должно интересовать меньше всего. Сейчас маска для стража была ничем иным, как удобным прикрытием, чтобы спасти детей от страшной казни. Ритуальный атрибут позволял имперцу слиться с местной «толпой» и на него практически никто не обращал внимания, лишь изредка приветствовав стандартными слова о «Славе Фахтаче».

Так получилось, что юнец вывел беспокойного и настороженного стража на верхние этажи этого подземного помещения, внизу же, перед его взором, расстилалась картина громадного храма, посвященного богини Фахтаче, на том самом месте, где ее жизнь была прервана неизвестным убийцей.

Трое молельных жрецов в своих ритуальных раскуроченных масках молились перед агнцами, которых в скором времени готовы были принести в жертву своей богине. Они возносили свои молитвы, готовя своих жертв для заклания на огненном алтаре, полыхающем страшным горячем пламенем. И тут Клепий вспомнил письма, найденные под маяком и слова Аблата.

«Только добровольная жертва сможет удовлетворить нашу богиню.»

Ему стало не по себе от этого. Жрецы усердно молились перед небольшим помещением, где скопилось большое количество детей. Стражу даже было страшно представить, сколько их тут было.

Жрецы не обращали на Клепия никакого внимания, даже не опасаясь того, что сюда может нагрянуть их враг, но…

Другого выхода не оставалось. Они могли поднять тревогу…

***

«Боги, за что мне все это?»

Дети не испугались мужчину, облаченного в доспехи, от которых расходились блики огненных факелов, освещаемого помещения. С конца его оружия ручьем капала кровь, он смотрел на всех этих брошенных родителями детей и проклинал весь человеческий род за то, что они обходятся так со своими чадами. Он помнил слова, сказанные раннее, что родители обычно сами отдавали в рабство своих детей, чтобы прокормить остальную семью. Клепий проклинал и собственных богов за то, что они не предоставили ему иного выбора.

— Нам нужно выбираться отсюда, — он пытался образумить этих детей, которые в действительно походили на молчаливых овец.

Овцы не чувствуют своей гибели, они не ведают о своем заклании, эти же дети, вели себя совершенно спокойно, зная, что пламя поглотит их. Они ничем не отличались от других детей, Клепий всматривался в их голубые, карие, зеленые глаза, расположенные на круглых, овальных, пухленьких лицах.

Одна из девочек покачала отрицательно головой. Ей не стукнуло и семи лет, пухленькая розовощекая девчонка стояла, потирая свои ладони.

— Нельзя, алвай, — тихим нежным голосом ответила девочка. Мать ждет нашей жертвы.

Клепий сам того не ожидая, сжал рукоять меча от злости столь сильно, что костяшки на его пальцах