Отвечаю ему на русском:

— Нет, находись в машине, и пока мы не выйдем, никуда не отлучайся.

Все семеро направляемся к офису, поднимаемся по широкой лестнице. Первыми в офис прошли Хамагов и Лечи — чеченец ростом с меня, с крепкой развитой мускулатурой и голубыми глазами. Мидаев заходит последним, но успевает Салману на чеченском вполголоса передать, что во дворе три темные иномарки с тонированными стеклами. В глубине кабинета за столом сидит лицо кавказской национальности лет сорока, оно не выражает ни страха, ни удивления. Одет в дорогой темно- синий костюм, на шее- красно — синий полосатый галстук. Интеллигентный осетин, с воспитанными манерами. Директор офиса вышел из- за стола и направился к нам. Стоим полукругом, в центре — я и Салман. «Меченый» с каждым здоровается за руку, и ни одного вопроса, будто заранее знал о нашем визите. Хитер. Проверил руки у гостей — влажные или сухие, т. е. сразу же начал сбор информации, когда здоровался, внимательно всматривался в глаза- искал агрессию, пытался определить национальность.

Директор встал в центр полукруга таким образом, что мог одновременно видеть всех.

Затем внезапно начал:

— Кто вы? Чем обязан? Слушаю вас.

Салман отвечает:

— Мы чеченцы…

«Меченый» внезапно прерывает его и показывает рукой на меня:

— А он?

Салман мгновенно нашелся:

— Ингуш.

Затем без обиняков переходит к цели визита, объясняет, что к ним обратились за помощью осетины Гутугов и Кусоев, что вот уже полтора месяца они не могут получить деньги за сданную ему, директору, водку… Через три минуты разговора предлагает «Меченому» обозначить срок выдачи денег Гутугову и Кусоеву.

Ответ хозяина кабинета поразил всех присутствующих наглостью и цинизмом:

— Что вы о них так печетесь?! Они осетины, христиане по вере, вы же и я- по вере магометане. Еще шесть лет назад они воевали против вас в Чечне и Ингушетии, сколько они положили ингушей и чеченцев знает один аллах. Предложить хочу вам следующее, мой человек убивает их обоих. Вы ничего не теряете, получите от каждой фуры по половине стоимости проданной ими мне водки. Сто пятьдесят миллионов вы получаете на руки! (в августе 1998 года произошел дефолт- обвал денег, стоимость доллара с шести рублей возросла до шестидесяти, вот почему «Меченый» расчеты предлагал в миллионах).

Все присутствующие были в состоянии шока от цинизма осетина, с легкостью готового предать смерти своих соплеменников, и от предлагаемой суммы.

Ближе всех Казбек— «Меченый» стоял ко мне. Откуда мне было знать, какое решение примут чеченцы. Если бы они переметнулись, то вряд ли оставили меня в живых. Свидетель им был не нужен. В доли секунды принимаю самое оптимальное и верное решение, пальцы правой руки, нащупав отверстия в кольцах бронзового кастета, мгновенно проникают в них, сжатый кулак вылетает из кармана кожаного плаща в направлении переносицы «Меченого». Удар пришелся в переносицу и лобную кость директора офиса. Раздался дикий протяжный вопль земляка.

Скорее всего, я сломал ему кости носа и раздробил частично лобную кость. От нестерпимой боли «Меченый» непроизвольно раскачивается, делая наклоны вперед- назад, будто молится еврей — ортодокс. На его вопли из- за шторки вылетели верные бородатые нукеры, увидев, что между стеной и длинным офисным столом узкое пространство, добрая половина нападавших рванула на помощь директору через столы. Схватив «Меченого» за шиворот костюма, резко подсекаю ему ноги, валю на пол, левым коленом придавливаю его руку, другую руку резко заворачиваю и всем телом прижимаю намертво директора к полу. Я не знал, был ли он вооружен, и каковы были намерения этого бандита. Может быть, воспользовавшись общей суматохой, он хотел сбежать или же мог вооружиться огнестрельным оружием.

Директор был непредсказуем в действиях и помыслах, потому я и пролежал на нем до конца разборок. Дрались дагестанцы яростно, но безуспешно, потому что через пять минут с разбитыми лицами и поврежденными конечностями были насильно усажены, в буквальном смысле, за стол переговоров во главе со своим директором.

Разговор невозмутимо продолжил Салман:

— Казбек, ты не назвал сроки возврата денег за водку, когда мы вначале предложили тебе решить самому. Но сложившаяся ситуация не в твою пользу и решаем сейчас мы, когда ты деньги отдашь Кусоеву и Гутугову. И вот тебе наше решение — весь долг перед ребятами ты вернешь сейчас.

«Меченый» сидел напротив Салмана, лицо его распухло до неузнаваемости личности, но говорить внятно он мог.

— Я могу отдать сегодня только половину суммы, — начал тихо «Меченный», — налички у меня больше нет, но послезавтра можете приехать за остальной суммой.

— Пусть будет по- твоему —, великодушно ответил Салман, — приедем послезавтра. Но нам нужны гарантии, поэтому мы забираем ваши три мерседеса, что во дворе стоят, в залог, до послезавтра. Теперь, что касается вас —, Салман махнул в сторону дагестанцев рукой, — вы порезали двух моих ребят, сломали мне нос, Лечи разбили голову. Мы законно требуем компенсацию, поэтому все, что мы изъяли у вас карманах, а также золото и доллары, остаются у нас.

— Часы- подарок моего отца, я могу их выкупить! — заявил вдруг один из них.

— Подарок отца? — Салман кивнул Хамагову Беслану, — верни ему часы.

Домой ехали уже на пяти машинах, я с Салманом в новом «Мерседесе» вдвоем.

— Машину возьмешь? — напрямую спросил он меня.

Я ответил, что нет. Пояснил:

— Вы, чеченцы, такие же бандиты, как те дагестанцы — телохранители «Меченого».

— А ты кто после сегодняшнего? — спросил Салман.

— Я все равно начальником поликлиники остаюсь, но с приставкой «Робин Гуд» осетинский для Сослана и Кусоева, а, может, и других земляков. Ты что думаешь, они последние, кто ко мне по водке обратится? В Ленинград ежедневно фуры с водкой приезжают, как ты думаешь, какую часть из них кидают? — спросил я Салмана, — думаю, обо мне пойдет молва, заказов много будет, но ездить я больше не буду с вами. Мой статус врача не позволяет. Ведь ты и сам неплохо справляешься, сегодня, когда тебе по носу въехали, ты его одним ударом на пол уложил.

— Хорошо, мы сами будем ездить, — согласился Салман, — но ты не Робин Гуд, тебя ребята сегодня за глаза уже прозвали «Хирий Джукти» —, засмеялся Салман, — ты же перевод знаешь?

— Интересно, а почему «Осетинский еврей»? — спросил я удивленно.

— Ты, когда на директора улегся и отдыхал, мы за тебя дубасили дагов. У тебя лицо без синяков и царапин и одежда не порвана, и твой итальянский плащ целый. Нет, раз тебя так назвали, так и быть тебе «Хирий Джукти», — продолжал издеваться Салман.

— Машины