Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, права изъяли, взяли кровь на алкоголь, сзади на сидении находится больной Музаев, и что же мне делать дальше. С ближайшего автомата звоню в Кронштадт Беслану Амагову, сухо излагаю сложившуюся ситуацию и предлагаю ему приехать и отогнать мою машину с больным ко мне домой. Слышу на том конце телефона дикое ржание и затем заверения, что они втроем выезжают на помощь. Довожу результаты переговоров инспектору, и мы вместе ждем товарищей из Кронштадта. Вскоре они подъехали и вступили в короткие переговоры с представителями власти. Результаты переговоров оказались следующие: машину отдают, но права- нет. С пьяной печалью ехал я пассажиром на собственной машине в сопровождении трех ржавших всю дорогу идиотов и бедного подростка с историей болезни в руках.
Единственное, что меня успокаивало и радовало, так это то, что машину не отогнали на штрафстоянку, иначе пришлось бы платить за каждые сутки простоя, и неизвестно, сколько бы они ее там продержали. Думал я и о Рашиде Музаеве, о том, как неудачно сложилась судьба этого подростка, ведь завтра я все равно обязан буду озвучить родственникам мальчика его смертельный диагноз. Домой приехали далеко за полночь. Машину Беслан поставил на стоянку за домом, а сам я с Рашидом поднялся на лифте на четвертый этаж…
Утром отвез подростка в госпиталь, а сам поехал к Салману, где честно рассказал о состоянии здоровья Рашида и вынесенном профессором Рухлядой вердикте по его дальнейшей перспективе. Салман очень расстроился и немедленно стал звонить в Серноводск его родителям, попросил меня подробно изложить все сказанное Рухлядой его близким и ответить на их вопросы. Затем он, перебросившись по телефону с матерью Рашида несколькими фразами, передал мне трубку, и мне пришлось подробно рассказать ей всю правду о состоянии здоровья ее сына. Говорил честно и откровенно о колоноскопическом обследовании кишечника, о поставленном Рухлядой и подтвержденном профессорами Свительским и Стариковым роковом диагнозе — «Болезни Крона», не подлежащей лечению. Мать Рашида звали Айшет, она попросила меня подробно рассказать ей о об этой болезни.
Пришлось напрячь память, чтобы изложить ей все, что я мог вспомнить из прочитанных мной в институте источников и информации полученной от Рухляды.
Выслушав меня внимательно, Айшет вдруг отрешенно спокойно и коротко резюмировала:
— Руслан, получается, что мой сын обречен? И сколько ему осталось жить, говори как есть, правду.
— Айшет, со слов профессора Рухляды- в пределах двух — трех лет.
Телефон отключился, и я положил его на аппарат, затем повернулся к Салману, сидевшему в кресле с потемневшим лицом:
— Послушай, мне пришлось говорить ей правду, она мать, ее не обманешь, и это не тот случай, когда ложь приносит облегчение.
— Нет, Руслан, ты все сделал правильно, я не говорил тебе, но Рашид сын моей
родной сестры, я ведь его с сызмальства знаю, на руках его носил не раз…
Через неделю Салман отвезет племянника домой к родителям. Рашид скончается через два года и будет похоронен в возрасте семнадцати лет на Серноводском кладбище.
…Мысли о происшедшем не дают покоя. Вторые сутки обдумываю план по изъятию своих водительских прав у инспекторов спецбатальона ГАИ, но ничего путного в голову не приходит. Что же получается, нет решения по возвращению моих документов? А нет водительских прав, машина будет стоять на приколе возле дома, куда загнал ее Беслан. А кому подчиняется этот спецбатальон ГАИ и кто его возглавляет? Но кто бы его не возглавлял, он территориально подчиняется УМВД России по Выборгскому району. А там уголовный розыск возглавляет Толик Козловский, мой старый приятель. Надо ехать к нему, чёрт его знает, может, выгорит, и Толик мои права заберет. Было бы не плохо!
Воспрянув духом, вызвал такси к воротам госпиталя. Козловского нашел на втором этаже в кабинете, рассказал честно, ничего не утаивая, о случившемся ночью пятого дня, как инспектор- татарин Дулмухаметов Миядзин изъял мои водительские права. Спросил Толика, может ли он вернуть права. Козловский глубоко вздохнул и стал набирать по телефону номер своего знакомого из батальона. Я не ошибся, спецбатальон ГАИ находился с УМВД Выборгского района в одном здании. Через минуту в кабинет вошел тот, кому Козловский звонил по телефону, и мы втроем стали обсуждать мою проблему. Затем эти двое решили встретиться с Дулмухаметовым и вышли из кабинета. Отсутствовали они минут двадцать. Но когда вернулись, Козловский с порога начал ругаться:
— Короче, Руслан, ничего с твоими правами не получается! Этот «бабай» накатал на тебя рапорт на имя начальника, так он по крайней мере нам доложил. А это означает, что он переложил ответственность на плечи своего начальника, идите, сами, мол, и разбирайтесь с ним. А разбираться с начальником спецбатальона ГАИ подполковником Семашкиным бесполезно, права водительские он отдаст тебе только через суд. Извини, Руслан, чем могли, помогли. Я попрощался с Козловским и начал спускаться на первый этаж здания милиции на выход, однако поневоле обратил внимание на шум голосов, доносившихся из распахнутых дверей конференц- зала слева от окошка дежурного по милиции. Непроизвольно поинтересовался у дежурного, что происходит в зале, такое в милиции, честно говоря, нечасто увидишь. Дежурный охотно ответил, что выбирают начальника управления МВД России по Выборгскому району по городу Санкт- Петербургу. Уже направляясь к выходу, все же поинтересовался у словоохотливого дежурного, кого все же избрали начальником? Ответ поразил меня электрическим током — «Казбека Фарниева»!
— А какой он из себя? — спросил я дежурного, удивительно безразличным голосом.
— Да вон он идет на выход с папкой в руке, — отвечал доброжелательный дежурный.
Я увидел, как к распахнутым дверям направлялся среднего роста, худощавый в полковничьих погонах мужчина лет сорока пяти, осетинской наружности. Я вспомнил вдруг наш хороший древний обычай, кто первый поздравляет победителя, его желание им должно быть выполнено. Я замер у двери конференц- зала, как тигр, готовящийся к прыжку, как пантера, застывшая в засаде. Представьте себе мужчину в погонах подполковника, одетого в форму военно- морского флота и ростом под метр девяносто, хватающего за руку ни о чем не подозревающего новоиспеченного начальника милиции с громким криком:
— Казбек, я первый тебя поздравил.
Начальник милиции от неожиданности хотел было руку свою выдернуть, но передумал, когда до него дошло, что с ним говорят на родном языке. Затем