лежит явное проклятие Тьмы, так что трогать я их не стал. Тем не менее, по прошлому опыту знаю, если эти предметы вынести из данжа, то монстры в нём значительно ослабнут. Только вот я лично этим заняться не рискну. Здесь нужен жрец Антареса или опытный маг из гильдии Артефакторов.

– Где они лежат? - Спросил меня выглядящий словно старик проходчик.

– Не скажу. Жрец или маг-артефактор их сами найдут, а вам они пользы не принесут точно.

– Найти мага-специалиста или светлого жреца Булата, которые согласятся на поход сюда, будет сложно. - Почесал затылок Катасах, не став настаивать на ответе.

– Возможно, я задержусь в области Рур, и если так случится, то попробую как-то вам помочь с этой проблемой.

– Мы будем премного благодарны. - Склонился в поклоне явного уважения лучник Булата.

– Пока благодарить рано, - морщусь я, - но даже если я ничем не смогу вам помочь, то ты знаешь, кого надо искать. Уверен, если не быть скупым, то найдёте мага-специалиста, предложив ему хорошую цену. Это и в ваших же интересах.

– Вот это-то я понимаю очень хорошо. - Соглашается со мной Катасах.

Мои наблюдения о влиянии спрятанных артефактов косвенно подтверждались тем, что это подземелье оказалось значительно сложнее, чем полагалась данжу первого типа. Это хорошо, что местная группа проходчиков состояла из многое повидавших бойцов, которые могли бы достичь гораздо большего, если бы не упёрлись в барьер Первой Стены. Для менее опытного отряда любая зачистка Усыпальницы Богаша вызвала бы куда больше проблем и трудностей.

Ещё не успели выйти из подземелья, как Бурн предложил предварительно оценить сколько же добычи лежит в корзинах. Но Катасах был против, да я его поддержал, высказавшись:

– Деньги любят тишину.

– Мудрые слова. - Согласился Драган.

В итоге мы не стали осматривать корзины даже когда покинули данж, а сразу направились домой к Катасаху. Причём, когда вышли к деревне, по настоянию главы отряда, все приняли печальный и измученный вид, который обычно и был у проходчиков после зачистки Усыпальницы. По мне это был верный подход, потому как богатая добыча может вызвать у кого-нибудь зависть, а этого лучше избежать, если есть такая возможность.

Когда мы расположились в большой гостиной двухэтажного особняка, принадлежащего капитану местных проходчиков, его жена накрыла стол, а затем оставила нас одних. И только перекусив и чисто символически выпив вина за наш успех и за то, что никто не подхватил болезней, мы приступили к подсчёту. Основная трудность была в правильной оценке камней, а также определении верной цены некоторых повреждённых украшений. Но Катасах был опытным проходчиком и местные цены знал очень хорошо. А так как я был уверен, что врать перед лицом сразу двух шерифов не в интересах главы проходчиков, то положился на его оценку.

Вначале мы вычли налоги, и все с тоской посмотрели на приличную гору серебра и золота, которое перекочевало в отдельный сундучок. Я на эти деньги смотрел с не меньшим сожалением чем другие, но так как сам был шерифом Цеха, от предложения умолчать о части добычи, разумеется, воздержался. Оценка и подсчёт добытого затянулись почти до полудня, но спешить в этом деле не стоило, что понимал каждый из нас. И что хорошо, споров о долях почти не возникло, как это часто бывает после столь прибыльного похода. Один раз я только осадил Аклака, и этого хватило, чтобы никто больше не пытался отхватить себе больше, чем было оговорено ранее.

В итоге с вычетом всех налогов в мой кошель перекочевало триста пятьдесят три золотых. Свою долю я взял древними монетами, которые до сих пор были в ходу. Для одного похода в Булатный данж это была просто астрономическая по местным меркам сумма. Катасаху даже пришлось одёргивать своих людей и пояснять, что столь много мы получили только потому, что многие годы, если не десятилетия, Усыпальница никогда полностью не осматривалась. А если походы туда станут еженедельными, то будет хорошо, если за заход они на всех заработают сотню золотом. Впрочем, такие деньги за один поход были довольно приличной суммой и для Булатного Ранга.

По завершению подсчетов и дележа, проходчики предложили закатить пирушку и знатно отметить столь богатый рейд, но я отказался, сославшись на то, что меня ждёт Дорога. Катасах с Патриком и Драганом сходили со мной до таверны, где я забрал свои вещи, а затем проводили до большого тракта. Как мне показалось, искренне каждый из них заверил, что с радостью бы сходил со мной в поход снова. А если случится какая оказия, и я задержусь в области Рур, то они будут рады меня видеть.

В принципе я мог бы и задержаться в Серебрянном Лугу на какое-то время, и тем самым поучаствовать в зачистке еще пары данжей. Тем более с уже проверенной группой это было бы сделать легче. Да и Достижения за первый поход в подземелье получить было бы далеко не лишним. Это было бы даже, наверное, самым разумным решением, так как я был уверен, что Кейташи не покинет Рур раньше, чем достигнет Опала.

Но мне не давала покоя мысль о том, что я подсознательно затягиваю встречу с Кеем. Постоянно отвлекаюсь от этой задачи и с лёгкостью сворачиваю с пути. Сегодня я, кажется, понял, почему так происходит. Дело было в том, что мне перестал нравится план встречи с будущим богом Труда, придуманный ещё давно. Слишком эта задумка мне напомнила те действия, которые проворачивают квестеры по отношению к нам, землянам. Ведь что я собирался сделать? Во-первых, приобрести у Кейташи какой-нибудь доспех, а затем привести его в полную негодность. Причём сделать это не своими руками, так как специальные повреждения такой мастер как Кей легко опознает, а сходить в купленной броне в какой-нибудь данж и несколько раз там подставиться. Например, если Кейташи сейчас занят созданием технологичного, в плане производства, пластинчатого доспеха. Детали для которого могли изготавливать даже самые криворукие подмастерья, а на главном кузнеце лежала только полная сборка брони. То я бы, купив такой экземпляр, направился бы в что-то вроде Слизевого данжа, в котором слизь монстров легко разъедает крепления, если плевки монстров попадают в слабое место доспеха. Затем вернулся бы к Кею со сломанной броней и устроил кузнецу скандал, тыкая его носом в разрушения брони и свои раны, полученные из-за несовершенства созданной им защиты. После чего, завершив этот разнос, указал японцу на его ошибки и просчёты. Дальше оставалось