— Бежать? Куда?

Ладно, так просто от неё не отделаться! Девчонка настырная. Упёртая!

Я вскидываю руку и указываю на удаляющееся чёрное пятно.

— Старикан утащил моё ведро! Мама ждёт меня дома, с водой.

Я не знаю, слушает она меня, или ей похер, но вместо того, чтобы меня поддержать, она начинает говорить совсем о другом.

— Что с твоими ладонями?

А что с ними? А, точно, я же их содрал.

— Содрал, — отвечаю я, — Ладно, мне надо бежать…

— Постой!

Она берёт мою руку и вкладывает свою ладонь в мою. Получается очень жаркое рукопожатие. Без преувеличения! Тепло разлилось по моей коже, чуть-чуть покололо, затем стало щекотно и приятно. Она отпустила меня.

Опустив глаза, я не увидел ни ссадин, ни порезов на ладони, что были там буквально пару секунд назад. Охереть!

— Как ты это сделал?

— Побежали! А то останешься без ведра!

Такой энтузиазм я одобряю!

Мы побежали, но не быстро, не могу же я девочку заставить бежать быстро! Да и у самого дыхалка уже охеревает, но об этом мы никому не скажем!

— А что за старик? — спрашивает она.

— Да я ебу… — да ёпты, опять вырвалось, — Не знаю!

Надеюсь, что она и слов таких не знает. Тогда может и не стоит себя сдерживать? А как же воспитание, принципы? Джентльменом нужно оставаться при любых обстоятельствах, даже если тебе разрешают делать всё что угодно!

С минуту мы бежим вдоль глухих заборов, тянущиеся до самого конца дороги, с которой старикан уже сошёл и побрёл куда-то сквозь зелёное поле высокой травы.

Деревня закончилась. Мы подбежали к началу поля и уже вместе увидели уходящую фигуру в лес. На спине старикана лежали седые сосульки длинных волос, достающие до пояса, и когда их увидела Роже, она вдруг остановилась, схватила меня за рукав и начала шептать мне на ухо:

— Отто, погоди! Ты серьёзно? Ты хочешь за ним и дальше бежать?

— На полном серьёзе хочу! А что случилось?

— С тобой точно всё нормально?

Так, начинается! Чую какой-то подвох!

— Да всё со мной нормально! Ведро надо вернуть!

— Ты хочешь пойти за Азуоласом?

Да я и не знаю что он за хер, мне какая разница. Важно одно — у него моя вещь, и я её верну!

Я смотрю старикану вслед и вижу, как подол его мантии прижимает траву, цепляется за длинные стебли. Старик хватается за края своего одеяния и грубо одёргивает его на себя. Нас он не видит, он даже не смотрит назад. Он уверенно двигается в сторону леса, держа моё ведро!

— Забудь о ведре, — говорит Роже. — Маме скажем, что уронили в колодец!

— Нет! Я без него не вернусь! Да что тут такого? Пойдём за ним, и заберём. Что он нам сделает? Запрёт в сарае? Или в подвале? А потом приготовит рагу из детей?

Я улыбнулся, но когда увидел напуганное лицо своей подруги, напрягся. Неужели все, что я сказал — имеет место быть? Да нееее… что за херня! А в прочем, лицо Роже сейчас походило на мимику человека оказавшегося в вагоне метро, когда надавило на клапан так, что и не знаешь, как поступить; на лбу капли пота, глаза бешено бегают со скоростью мыслей.

— Он не отдаст тебе ведро! — она сейчас напоминает мне ботаничку из средней школы, что застукала меня за курением. Любят они читать нотации, изображая из себя саму строгость. — И даже если мы позовём твоего отца — не отдаст! Идём домой!

— Да что с ним не так? Это ж просто старик. Попросим отдать — он и отдаст. Или он не в себе?

— А ты забыл?

Начинается…

— Что забыл? — спрашиваю я.

— Что после потери своего сына, он стал сумасшедшим и к нему никому не разрешают подходить. Забыл?

— Да ты успокойся. Быстро провернём дело и по домам.

— Отто, еще раз прошу: выкинь эти глупости из головы, идём домой!

Ох, как же я любил издеваться над ботаничками!

— Хорошо, идём, — говорю я. Разворачиваюсь в сторону деревни, делаю шаг. Роже выдыхает скопившееся в груди напряжение, уже хочет пойти за мной, но не тут то было! Я снова разворачиваюсь в сторону леса и ехидно улыбаюсь. — Идём за ведром!

Хочу схватить её за руку, но она дёргает её как ошарашенная. Я подхожу ближе. Снова пробую и хватаю её за запястье, не грубо.

— Идём, не бойся! — говорю я.

— Ты слишком смелый стал!

— Привыкай. Ты знаешь, где он живёт?

— Ты и сам знаешь!

— С утра у меня что-то память шалит. Туман в воспоминаниях, понимаешь?

Она заглядывает мне в глаза. Я отпускаю её руку и в этот момент её ладонь, её нежная кожа, покрытая росинками пота, скользит в мою ладонь. Она сжимает пальцы. Я сжимаю свои.

— В ту ночь, когда ты махнула своей ладонью возле моего лица, вот после того момента голова у меня прям не своя, — нагло вру ей, уводя глаза.

— Ага, я вижу. Другие не жалуются… А где сам живёшь — помнишь?

— Помню-помню, вот только подзабыл — где живёт старый пердун.

— Пердун… — она улыбнулась, искренне! Покраснела и опустила глаза. Он точно поняла значение этого слова, но постеснялась в открытую посмеяться.

Я улыбнулся в ответ, и, продолжая держать её за руку, потянул за собой, вперед за стариком.

Разгребая высокие зелёные стебли, и поднимая в воздух столбы пыли из пыльцы, мы ломанулись вперёд через поле. Сбивая саранчу и букашек на землю, она спрашивает:

— Где ты нахватался таких слов? Раньше ты так не говорил.

— Я? Ну… в баре в том, на площади.

— В баре?

— Ладно, забей. Показывай дорогу.

Роже ускорилась. Теперь она бежала впереди, ведя меня за собой по проторенной дорожке, оставленной стариканом. Когда поле закончилась, мы снова вышли на песчаную