Силкисив хотела последовать её предложению, но Олег перехватил заведённую уж для удара ладонь.

– Скотт получил от княгини перстень, – лениво произнёс Гудмунд. – Её прислужница не только чужие разговоры подслушивать горазда, но и за хозяйкой подглядчица ещё та… Была. – А я и подумал, зачем святоше дорогой перстень. Неужто миряне всегда столь настойчивы в своих подношениях. Гадать тут нечего. Розмич отплывал в Белозеро, Риона же через монаха знак передавала. Думаю, что Полату.

– Это не так! – зарделась Риона, гордо выпрямляя стан. – Я слышала, что у князя Полата молодая жена. И перстень тот дала я бедному кульдею, чтобы он расположил к себе белозёрскую княгиню, если вдруг в чужих землях ему понадобится помощь.

Олег испытующе глянул на супругу, потом – на вторую.

– Хорошо. Я слышал, что каждый молвил. И запомнил. Милых сердцу моему жён не держу боле, а к ужину все пожалуйте – не обессудьте, снова сюда.

Риона вскинула подбородок и направилась к дверям, толкнула так, что чуть не пришибла безмолвного стража по ту сторону.

Едва вышла, Олег обратился к брату:

– Где прочие скотты? Надеюсь, обошлось без увечий?

– Как ты и приказал, Одд. Ещё никто не сумел устоять перед чарами Браги![13]Но и наши головами страдают. Победить диких скоттов в застолье могут только столь же дикие русы. Хорошо Вельмуд ещё луну про то не узнает. Мертвецки пьяны с самого обеда – ей не удастся найти никого, даже если попытается.

– Злые вы, ухожу я от вас, – в первый раз за долгое время улыбнулась Силкисив и поправила непокорный золотистый локон.

– Это муженёк у тебя изверг, – отозвался Гудмунд. – А я так агнец божий в сравнении с ним.

– Агнец? Греховодник! Как ты последний раз на племянницу посматривал?! – укорил брата Олег.

– Я что-то пропустила? – заинтересовалась Силкисив, живо представив себе сводную сестру.

– Как можно! Одд! Скажешь тоже! Я верен моей единственной Ингрид. Это ты у нас старый двоежёнец.

– Молодой был. Дурак был. Но это дело поправимое, – усмехнулся Олег.

…Когда женщины ушли и Гудмунд остался с братом один на один, он приблизился к неподвижно сидящему в кресле Олегу, сказал:

– Для отбытия в Новград всё готово.

– Значит, послезавтра поутру выходим, – отозвался Олег. – Ольвор с дочерью тут останется. Сторожить её Сьёльву поручу и город на него оставляю. К тому же вскоре из Вагрии ещё находники придут, тяжко им под тевтонами да франками – а Сьёльв лучше нашего с земляками договорится.

– Волхва возьмём с собой?

– Мизгиря-то? Надо взять. И Силкисив с Херраудом – им быть при тебе, мои лодки первыми двинутся. Инегельду с молодцами выступать немедля и нас на порогах встречать, – решил Олег.

– Пороги как-никак десять вёрст! – проворчал Гудмунд.

– Инегельд справится, да и людей с ним достаточно. Да и на что я приказал плоскодонки строить? Ветер нам будет, как всегда, попутный. Ты же знаешь. И берегом не так долог путь, когда десятый год туда-сюда… Все уж приспособились и наловчились. Меня иное тревожит.

– Вельмуд с русью не подведёт?!

– Нет, эта русь не продажная. Сделает всё по договору. А в Новгороде при Рюриковне сам Рулав был оставлен. Ему, как себе, доверяю.

– Так что же тебя беспокоит? – спросил Гудмунд.

– Не что, а кто… Потому и Силкисив, и сына с собою беру.

На лице Гудмунда отразилось недоумение. Он сказал осторожно:

– Но здесь они в большей безопасности.

– Для пользы дела Херрауду, каким бы малым ни казался, надобно в Новгород явиться и при мне всюду быть. Я тебе позже о задумке поведаю.

– Я своих не повезу, – уточнил Гудмунд.

– Добро, но Ингрид сумеет о себе и детях позаботиться. И Сьёльв тут, защитит, если потребуется. Так и впрямь спокойнее будет.

Недоумение Гудмунда росло, но расспрашивать или возражать мурманин не стал. Олег слишком часто оказывался зряч там, где другие слепы. И хитрости свои раньше времени раскрывать не привык, пусть бы и родному брату, хоть пытай его – всё равно не скажет.

– Видение мне было на кургане, – пояснил Олег, как будто бы этим всё сказал. – Потому вперёд лучших людей шлю.

– А скотты?

Князь скривил губы, точно брат о гадости напомнил. Произнёс с неприязнью:

– Куда бы их подальше?! Мало ли что в головы взбредёт. Кинутся княгиню защищать – все полягут по дури.

Гудмунд не переставал удивляться. Всего день назад при упоминании скоттов в глазах Олега молнии вспыхивали, а теперь спокоен, как сытый волчара. Кривится и только.

– Есть и у меня одна задумка на их счёт, – осторожно отозвался Гудмунд. – Разведали мы к северу острова – осваивать бы надо. Разрешишь?

Олег махнул рукой, ответил с прежним равнодушием:

– Поступай, как знаешь. Я твоему решению верю. Пусть хоть Аваллон отправятся искать… Тоже мысль, прими на вооружение!

Гудмунд уже собирался уйти, но обернулся, вспомнив:

– Одд! Как ты думаешь, добрался ли твой Розмич до Белозера?

– Розмич-то? Он должен добраться. Об остальных не скажу. Печать Хель лежала на многих из тех, кто уходил вместе с ним! Я видел уже там, в Кореле, потому и отослал. Они смертники, но кто знает, вдруг каким-то чудом и обманут дщерь Локи в кои-то веки… – Олег снова прикрыл веки, словно бы пытался проникнуть сквозь мутную занавесь Времени.

– А Розмич печатью не отмечен?

Олег молчал долго, то ли слова подбирал, то ли отвечать не хотел за воспитанника.

– Розмич особенный, его судьба не определена. С такими, как он, ничего до конца не ясно. Может, и погибнет, может, до преклонных лет доживёт. Чую, в свой срок махнёт рукой на все людские заботы и в волхвы подастся, а коли ошибаюсь, так наоборот – лучшим военачальником станет.

– Ты шутишь? Разве так бывает, чтобы без судьбы? – произнёс Гудмунд осторожно.

Губы Олега тронула едва заметная улыбка:

– В жизни всякое бывает, брат.

– А Полат? Как думаешь, он прибудет на сход?

– Прилетит! – Олег уже не скрывал кривой улыбки.

И сердце Гудмунда холодело, когда примечал её за старшим.

– Впереди коня помчится! Сам себя плетью подстёгивать будет, лишь бы успеть.

* * *

Солнце ещё не выглянуло из-за кромки леса, а мир уже просветлел.

Разом, будто повинуясь божественному приказу, очнулись ото сна птицы, и неуютная тишина сменилась многоголосым чириканьем. В траве завозились жуки, забегали деловитые муравьи. Невесомая бабочка покружила над капищем и порхнула к белому цветку клевера, тут же вернулась в небо – роса ещё не сошла, полакомиться нектаром не удалось.