Шмуэль-Йосеф Агнон пересказывает его по популярному сборнику хасидских историй «Сипурей Яаков» («Рассказы Яакова»):

«В одной деревне неподалеку от Снятина заболела опасной болезнью одна богатая женщина. Послали за Бештом в Тлуст, чтобы приехал в деревню помолиться за нее. Отправившись в путь, подъехал Бешт к развилке, и вот: одна дорога поворачивает к деревне, другая — ведет в Снятин.

Уперлись лошади и не захотели идти к деревне, а пошли к городу. Возница стал их стегать.

Сказал Бешт ему, вознице: „Оставь их, пусть идут, куда хотят“. Поехали и приехали в Снятин. Приехав в город, проехали мимо одного дома (а в том доме было пристанище у Бешта в то время, когда он жил поблизости от Снятина). И была там одна повитуха, которая заболела смертельной болезнью и была при последнем издыхании. Домочадцы же ее горько плакали.

Остановился Бешт и вошел в дом. Когда он вошел, домочадцы, что стояли подле нее, сочли, что уже отлетела душа ее, и прикрыли ей лицо, как делают с мертвыми, и зажгли свечи. Бешт же повелел открыть ей лицо, всмотрелся и сказал: „Погасите свечи“.

И сказал сей женщине: „Повелеваю тебе сесть на постели“. И села. Сказал ей: „Повелеваю тебе сказать покаянную молитву“. Сказала покаянную молитву. Сказал: „Теперь будет тебе исцеление“.

Не прошло и нескольких дней, как сия женщина выздоровела и жила потом долго, сто двадцать лет, и все знали, что жива она Бештовым благословением, и все дни жизни своей приходила со всеми другими повитухами к каждой роженице…»

В результате его слава чудотворца росла, а вместе с ней и улучшалось его материальное положение, хотя Бешт никогда не просил деньги за свои услуги и довольствовался тем вознаграждением, которое ему давали. Богачом он так никогда и не стал, но и в дырявых сапогах ходить перестал.

В 1740 году Бешт переселился со всеми домочадцами в Меджибож, которому на двадцать лет предстояло стать столицей и колыбелью уже народившегося, но пребывающего во младенчестве хасидизма. Здесь же происходит немалая часть историй, связанных с Бештом.

Глава 9. Все дороги ведут в Меджибож

Разумеется, выбор Бештом Меджибожа в качестве места жительства было неслучайным — в 1740-х годах этот городок, официально находившийся во владении князей Чарторыйских и считавшийся вотчиной его вассалов и родичей Синявских, был одним из важнейших торговых центров, расположенных на границе Волыни и Подолии.

Жизнь в Меджибоже текла куда спокойнее, чем в других городах и местечках, и, вдобавок, само его географическое положение позволяло без труда в течение дня добраться до многих располагающихся вокруг него важнейших еврейских центров. Последнее обстоятельство имело решающее значение для Бешта, поскольку значительную часть жизни он проводил в разъездах — сначала в качестве бааль-шема, а затем и в роли Ребе, навещающего своих хасидов.

Впервые Меджибож (располагающийся на берегу реки Южный Буг при впадении в него северного притока Бужка) упоминается в летописях XII века, и за свою многовековую историю — именно из-за важности географического положения — не раз переходил из рук в руки: здесь побывали татары, литовцы, поляки.

Евреи появились в Меджибоже в конце XV века, а в 1509 г. король Сигизмунд I Старый уже назначил меджибожского еврея Либермана сборщиком налогов, освободив его от подсудности любой власти, кроме королевской, а еврейской общине города в 1511 году были предоставлены немалые налоговые льготы, которые были подтверждены королем Сигизмундом II Августом в 1566 году.

К началу XVII в. еврейская община Меджибожа была уже одной из самых больших в Подолии. В городе действовало несколько синагог, раввинский суд, который в разные годы возглавляли видные раввины, среди которых был и будущий главный раввин Кракова, автор известного комментария к «Шульхан Аруху» рав Йоэль Сиркес (1561–1640).

В 1604-х годах в Меджибоже попытались найти убежище сотни евреев, бежавших от казаков Богдана Хмельницкого. Что, впрочем, их не спасло: в 1648–53 гг. отряды Хмельницкого трижды захватывали Меджибож, убивая всех не успевших сбежать евреев. Но вскоре после подавления казацкого восстания несколько еврейских семей вернулись в город, и с тех пор его еврейская община продолжала расти.

О том, что Меджибож был одним из самых экономически благополучных мест Подолии того времени, свидетельствует хотят бы тот факт, что только с 1736 по 1743 год стоимость его аренды выросла на 12 %, до астрономической по тем временам суммы 28 200 злотых.

Это означает, что сбор налогов с жителей города (а их было немало — начиная с налога на само право жительства, занятие тем или иным видом торговли или ремесла и заканчивая подоходным налогом) приносил куда большую сумму. Согласно сохранившемуся в библиотеке князей Чарторыйских в Кракове архиве, с которым основательно поработал Моше Росман, к моменту появления в городе Бешта в 1740 году здесь жило 455 христианских и 219 еврейских семей, плативших налоги (и еще, как минимум, пара десятков, которые были по тем или иным причинам освобождены от их уплаты).

Как и во многих других городках Подолии, население Меджибожа было многонациональным и многоконфессиональным: здесь жили бок о бок украинцы, поляки, евреи, татары, и в городе, соответственно, были и католический костел, и православная церковь, и синагоги. Часто всем горожанам приходилось объединяться, чтобы вместе отразить очередной набег гайдамаков или опришков, и это, вместе с общими экономическими интересами, невольно способствовало тому, что отношения между представителями различных наций и вероисповеданий были вполне добрососедскими, как, впрочем, и на большей части позже отошедшей к Российской империи территории Восточной Польши.

Многие истории о Беште свидетельствуют о том, что евреи не раз обращались к тем же украинцам и полякам за помощью, и не встречали в этом отказа. Да и тот же Бешт, как мы увидим, не раз прибегал к такой помощи, нередко вступал в дружеские разговоры с поляками и украинцами, заботился о том, чтобы у них был достойный заработок, а также осуждал и пресекал любые попытки еврейских торговцев и арендаторов бессовестно наживаться на соседях-христианах.

Разумеется, отношения между представителями разных народов и конфессий в Меджибоже и Речи Посполита в целом отнюдь не были идиллическими. Были и попытки кровавых наветов, и грязные интриги с целью настроить польские власти и духовенство против евреев, и принуждению к крещению, и откровенное насилие. Показательной в этом смысле является жалоба, поданная христианским духовенством управляющему Меджибожем Волынскому о том, что евреи позволили себе «осквернение христианских святынь», отказавшись запереть лавки и покинуть рынок во время проходившего через него крестного хода.

И все же необходимо признать, что евреям Подолии жилось под князьями Чарторыйскими куда спокойнее