— Слишком мало.

— Гейбл! Что сказал мой отец?

— Что выкупит тебя, а ты, если пожелаешь, можешь взять с собой Рональда. За него он не даст ни гроша.

— Неблагодарный ублюдок! — вырвалось у Эйнсли.

Презрительное отношение отца к Рональду всегда возмущало девушку. Ведь старик так предан им, так благороден!

— Иногда мне приходит в голову, что отец потому так ненавидит Рональда, что никогда не сможет стать таким, как он.

— Возможно, ты права. Некоторые люди и впрямь не в силах признать достоинства других.

Эйнсли, несмотря на свое подавленное настроение, невольно рассмеялась, и Гейбл тоже улыбнулся.

— И когда меня отошлют в Кенгарвей? — спросила она тихо.

Всю ее смешливость как рукой сняло — разговор шел о слишком невеселых вещах.

— Мы выезжаем через три дня. Встреча с твоими родичами произойдет у реки.

Эйнсли продолжала расчесывать волосы. «Проклятие!» — выругался про себя Гейбл. Из-за волос он не видит ее лица, а ему хотелось понять, что она чувствует, покидая Бельфлер — и его. Конечно, это ничего не изменит: больше он не может держать Эйнсли здесь. Их связала страсть, которой он доселе не испытывал и которая наверняка больше не посетит его, но он не имеет права нарушать свои жизненные планы. Следует помнить и о том, что от него зависит благополучие многих людей и благоденствие Бельфлера. И хотя это, несомненно, еще один удар по гордости Эйнсли, Гейбл почему-то желал, чтобы она хоть как-то обнаружила перед ним свои чувства. Теперь, когда в их распоряжении остались считанные дни, он хотел удостовериться, что навсегда останется в ее мыслях и сердце.

— У нас с тобой впереди лишь несколько дней, Эйнсли, — сказал Гейбл, устраиваясь рядом с ней и начиная расчесывать ее влажные волосы.

— Я знаю. — Она вздохнула и подняла на него глаза. — Честно говоря, я удивлена, что отец так быстро пошел на уступки.

— А по-моему, он долго упрямился.

— Ты не знаешь моего отца. Если бы он захотел, то мог бы тянуть с выкупом хоть целый год!

— Но ведь тогда он подвергал бы твою жизнь опасности! Он же не может не понимать этого…

— Да нет, он догадывается, что в Бельфлере мне ничего не грозит. Он много слышал о тебе, Гейбл, с тех пор как ты первый раз разжег очаг в своем прекрасном новом замке. Как ты думаешь, почему мой отец все еще жив, хотя очень многие пытались убить его?

— Опыт и удача, — кратко ответил Гейбл, откладывая гребень и привлекая к себе Эйнсли.

— Ну конечно, но только отчасти. — Прислонившись к Гейблу, Эйнсли уставилась на огонь. — Отец знает, что, для того чтобы надежнее защищаться, надо как можно лучше изучить своих врагов. Скоро и ты попадешь в их число. Употреби мой отец свою сметливость и мастерство на правое дело, не сомневаюсь, что он стал бы великим человеком. Но, к сожалению, и то, и другое было использовано совсем не так, как следовало… Я поняла это еще ребенком. Наверное, поэтому иногда он просто выводит меня из себя!

Гейбл спустил накидку с плеча Эйнсли и нежным поцелуем прикоснулся к шелковистой коже.

— Наверное, он прочел в твоих глазах, что ты о нем думаешь, и потому так ненавидит Рональда. Он понимает, что сравнение с твоим кузеном говорит не в его пользу.

Эйнсли на минуту задумалась — такая мысль не приходила ей в голову, — а потом пожала плечами:

— Мне трудно поверить, что моего отца хоть в какой-то степени волнует, что я о нем думаю. Наверное, в нем просто говорит оскорбленное самолюбие. Я вспоминаю один странный случай, о причинах которого могу только догадываться. Однажды, когда мне было одиннадцать лет, Рональд заболел и из опасения меня заразить не позволял, как обычно, быть с ним. В тот вечер я обедала в большом зале вместе с отцом и братьями — в первый и последний раз в своей жизни. Во время еды я, конечно, изредка смотрела на отца, но, мне кажется, в моем взгляде не отражались чувства, которые я тогда испытывала и которые, каюсь, были не слишком лестными для него. Внезапно отец набросился на меня и принялся колотить, приговаривая, что научит, как почитать родителей…

— Тебе сильно досталось?

— Тогда казалось, что да. Мой брат Колин, рискуя собой, поспешил мне на выручку — он боялся, что если отец не остановится, то забьет меня до смерти. В тот же день я поспешила к Рональду и сказала, что какой бы страшной ни была его болезнь, она не может быть опаснее общества моего отца.

Гейбл ничего не сказал, только крепче прижал Эйнсли к себе и поцеловал. При мысли о том, что скоро ей придется вернуться в это зловещее место, его охватило чувство вины. Но ведь у него нет выбора! Даже если он решит взять Эйнсли в жены или она согласится стать его любовницей — а об этом он не имеет права просить, — ему все равно придется закончить дело с выкупом. Он выполняет наказ короля и не может поступить иначе, даже зная, что по возвращении в родной дом Эйнсли ждет нелегкая жизнь. Впрочем, немногие мужчины вообще поняли бы, что его беспокоит. На словах они, конечно, против избиения детей и женщин, а на деле… Каждый скажет, что отец Эйнсли имеет право поступать с дочерью, как ему заблагорассудится. Гейбл чертыхнулся про себя, в тысячный раз проклиная тот день, когда эта рыжеволосая девчонка встретилась на его пути. Какую сумятицу она внесла в его мысли! И все же…

— Итак, через три дня нам предстоит встреча у реки с моим необузданным родителем, — раздался негромкий голос Эйнсли.

Гейбл очнулся от невеселых дум.

— Да, — сказал он, выдавив из себя улыбку и глядя Эйнсли в глаза. — Приятно сознавать, что нас будет разделять река!

Проведя рукой по руке Гейбла, Эйнсли принялась расстегивать его накидку.

— Было бы еще лучше, если бы тебя и моего отца разделяла вся Шотландия! К сожалению, приходится довольствоваться рекой…

Гейбл рассмеялся — его всегда приводило в восторг остроумие Эйнсли. Она тоже улыбнулась, но тут же стала серьезной:

— Берегись моего отца, Гейбл!

— Как странно, что это говоришь мне ты, его дочь! Ты ведь знаешь, что мы с ним враги…

— На первый взгляд это выглядит предательством с моей стороны. Но я не вижу ничего плохого в том, чтобы предупредить благородного человека о возможных последствиях встречи с, увы, не столь благородным. Ты идешь на эту встречу с чистой совестью, в то время как мой отец способен солгать даже священнику перед алтарем. Если ты дашь слово, то будешь держать его. Мой отец — тоже, но только если это будет ему выгодно. Как только он поймет, что выгоды не предвидится, он хладнокровно перешагнет через любой договор, откажется от слова чести и глазом не моргнет. И еще… Если отец увидит, что не сможет одолеть противника в честном бою, он не остановится перед тем, чтобы подкрасться к нему ночью и в темноте перерезать глотку или вонзить нож в спину. Ты был добр и благороден со мной, моим кузеном и даже псом, Гейбл де Амальвилль, так что, давая тебе этот совет, я поступаю справедливо!