— Наговорились? — спросила она, не открывая глаз.

— Не спишь? Боялся разбудить. Не холодно?

— Не беспокойся. Чего наговорили?

— Ручкина встретил в деревне, он сказал, что скоро комиссия приедет к нам с проверкой.

— Тебе бояться нечего.

— Я не боюсь. Просто могут ещё поселенцев прислать, на этот раз больше.

— Много людей — это хорошо, — проговорила Настя и задремала. Поездка не была лёгкой.

Ещё через неделю в деревню пригнали отару овец. Это было последнее, на что пошли переселенческие деньги, выданные Егору. Он ездил по деревням, договаривался с хозяевами об овцах, немного переплатил, чтобы хозяева сами доставили скот. Обещанное было исполнено. Камышлеевцы все вышли из домов, разглядывая такой подарок. До приезда Егора никто ничего не делил, потом разобрали отару на пять групп, и опять тянули бумажки. Все остались довольны. Двух человек, пригнавших овец, накормили, напоили и доставили до Перевоза на подводе. Там они остались на ночь, а утром сами будут добираться по домам.

7

Снег выпал ещё до Покрова, пошёл с вечера и сыпался всю ночь. Тихий, крупный поначалу, он вскоре повалил так обильно, что за три шага ничего не было видно. Совсем лёгкий морозец не замечался. Под утро снег прекратился, сразу стало светло, празднично.

В Камышлеевке вовсю дымили трубы, деревня жила. Трифон Су- ренков ещё до света стал разгребать снег. Разметая тропинки к хлеву, на улицу, Трифон раздумался о том, как сложилась его жизнь. Родители мыкались в батраках всю жизнь. По царскому указу дали волю, люди вышли из крепостных, но что с той воли, если нет земли? Землю дали, но не годную для пахоты. Вот такая получилась свобода. Кто-то брал землю у помещиков в непосильную аренду, кто-то просто уходил в поисках своей доли, только особо идти было некуда. И многие возвращались на поклон к барину, так и маялись. Но вот прошёл слух, что будет заселение Сибири. Само название людей не радовало, ведь в Сибирь ссылали на каторгу преступников. Слухи наводили страху, но слухи слухами, а жить надо было. Тогда отец и сказал:

— Иди, Трифон, может, тебе улыбнётся удача. Деньги дают на поселение хорошие, глядишь, и справишься.

Взял Трифон жену Марию, дочек, и с другими сельчанами, Антипом Кузнецовым и Фролом Погодиным, отправился в путь. С деньгами не обманули, часть дали сразу, а остальные, сказали, что дадут на месте. И здесь не обманули. Какие-то деньги дали, а на остальные готовят дома. Встретили хорошо, каждый имеет теперь свой дом, небольшой, но новый и крепкий. А кто жил в хоромах? В таких-то никогда не жили. Всё было хорошо, да только тоска иногда так сжимала всё внутри, что выть хотелось. Всё бы это — да там, в родимой сторонке.

Захаров с Кузьминым из соседней деревни. Все поселенцы знакомы друг с другом ещё по старому месту, но и дорога почти сроднила их. Бабы только поначалу ворчали, но потом привыкли жить артелью.

— Здорово, сосед, — громко сказал Антип. — Вот и снежком нас окрестило на новом месте.

— Доброго здоровья, Антип. Тоже вышел кости размять?

— Хошь не хошь, а надо, куда деваться? Ты чего такой смурной? Ай заболел?

— Нет, вспомнилась деревня наша. Ты-то вспоминаешь?

— Чего её вспоминать, доброго мало было.

— Само вспоминается, другой раз так сожмёт, что мочи нет.

— Гони кручину прочь, сожрёт. А чтоб легче было, спроси свою бабу: хочет она назад или нет, моя — так ни в какую. Хоть и не говори. У меня были ещё в дороге, когда шли, сомнения, а вот теперь не хочу никуда. Глянь-ка: всё справно, теперь сам своей судьбой рули. Я на следующее лето поставлю кузню, буду грусть-печаль молотком отгонять, а ты хотел мельницу сделать. Будет лето, ищи место — и за работу. Помощь нужна будет, подсоблю, глядишь, и прирастём к месту.

— Прав ты, Антип, умом я тоже понимаю, но находит иногда.

— Я чего хотел сказать: нам надо новоселье справить, а иначе добра не будет. Самогону нагоним и всей деревней отметим. Надо праздники делать, а то скиснем.

— Я не против, Егора Петровича позовём, Комова — как-никак, а люди неплохие оказались.

— Само собой, надо спасибо сказать. У тебя дома тепло? Печка не дымит? — вдруг сменил тему Антип.

— Тепло. Ещё и холодов не было, печка топится, Мария хвалит, когда хлеб стряпает.

— Маленькую поставил печь?

— Поставил. Протапливал раз.

— Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. Перезимуем как-нибудь, а на другую зиму веселее будет. — Антип закончил убирать снег и направился домой.

— Антип, тебя Егор Петрович звал на крестины? — крикнул вдогонку Трифон.

— Он всех звал, — ответил сосед.

— Пойдёшь?

— Что значит — пойдёшь? — остановился Антип. — Разве ты не пойдёшь?

— Пойду. Я пойду.

— Чего это ты захандрил, сосед? Не пойму тебя. Много тебе встречалось таких людей в жизни? Он тебе уважение показывает, а ты какую-то ерунду несёшь.

— Да не по себе как-то. — Трифон тоже пошёл домой.

— Ты и не думай ничего, не придёшь, знать я тебя не знаю и здороваться не буду.

— Ладно. Сказал, приду, чего ещё говорить?

Крестины прошли шумно. Были все камышлеевцы и Комовы из Туманшета, и выпито было изрядно. Фрол Погодин хорошо ладил с гармошкой: люди пели и плясали, словно стряхивали всю усталость за прошлые годы. Женщины возились с малым Фёдором, выискивая сходство с отцом и матерью. Говорили о своём, радуясь новой жизни, давали советы молодой матери. Все были, словно одна семья.

— Петрович, дай я тебя расцелую, — говорил подвыпивший Антип. — Уважаю и люблю! По-человечески делал дело, без обмана, зови, если что, я за тебя кому хошь растолкую правду.

Каждый из новосёлов говорил добрые слова, которые были не только ради такого случая, а шли от сердца.

Разошлись уже ближе к полуночи. Ещё долго слышны были нестройные песни новосёлов, медленно поднимающихся в деревню. Уже и собаки залаяли в деревне.

— Надо же, настоящая деревня. И песни тебе, и собаки лают, — сказал подвыпивший Егор.

На душе было светло и спокойно от хорошо сделанного дела, от уважения людей, которых ещё полгода назад не знал, даже не подозревал об их существовании. И, конечно, оттого, что у него родился сын, наследник! Оттого, что у него самая лучшая жена, с которой ему, Егору, легко и хорошо, оттого,