Овсянников от привычных бандитов чем-то отличался. Это Филин заметил, еще наводя предварительные справки. На Овсянникове нет никакой крови. Поговаривали о каком-то Ковше, но твердой уверенности ни у кого не было. Но дело даже не в этом. Этот захолустный городишко здорово отличался от многих таких же, затерянных на бескрайних русских просторах. Не то чтобы жизнь здесь безопасная и сытая, как в какой-нибудь Америке, но и беспросветной ее нельзя назвать благодаря умению и совести Сергея Михайловича. И Филину было жалко ни в чем не повинных людей, которые еще не знают, что скоро останутся без работы, без участков земли, которые каждый горожанин может взять в аренду, без дешевого кинотеатра и библиотеки. Новым хозяевам – Филин в этом не сомневался – будет не до завода, не до земельных участков и не до досуга граждан. Без Овсянникова производство заглохнет само собой, потому что наладить производство в нашей печальной реальности под силу только единицам, а второго Овсянникова город едва ли получит. На ничейной земле вырастут коттеджные поселки, а вместо библиотеки какой-нибудь новый хозяин откроет сауну. Или массажный салон. Грустно.

Выехав из города, он эти мысли отогнал. Остановил машину, почти съехав в придорожную канаву, и тупо уставился в переднее окно, в темноту. Около заводской проходной стояла машина, и Филин мог бы поклясться, что это «Нива» прыткого старичка.

Могла девчонка спрятаться на территории завода? Вполне могла. И сейчас должна чувствовать себя в полной безопасности. Филин побарабанил пальцами по рулю. Проникнуть за ограждение завода не проблема, ребенок справится. Филин посидел, тупо глядя в черноту ночи, вдохнул ароматный воздух и медленно вернул машину на асфальтовую полосу.

Сон не шел. Лина вертелась с боку на бок и наконец уставилась в плохо видный в темноте потолок. Мысли в голове путались, и все они навевали тревожную тоску.

Стас не звонил больше суток. Разозлился и обиделся, это понятно. Но… вдруг с ним что-то случилось? Он живой человек, может заболеть, попасть в аварию. Желание позвонить мужу стало нестерпимым. Она знала, что не станет этого делать – звонить после того, что она ему сказала, глупо и даже непорядочно. И все-таки до боли хотелось знать, что с ним все в порядке.

Было бы совсем хорошо, если бы там, в Америке, нашлась девушка, с которой Стасу гораздо лучше, чем с ней, Линой. Или пусть девушка появится здесь, будет ждать Стаса, радоваться ему и принимать его проблемы ближе, чем свои.

У Лины никогда так не получалось. Стас жаловался на начальство, на частые командировки, он хотел, чтобы она его жалела, а она только скупо выражала сочувствие, и то не всегда. Жалеют слабых, а в ее представлении мужчина должен быть сильным и больше никаким. Отсюда, собственно, и все их беды. Ему нужна женщина с ярко выраженной материнской жилкой, а у Лины такой жилки нет. Он никогда не переходил бы на крик, если бы она пугалась, когда он порежется, или простудится, или пожалуется на головную боль. Она в лучшем случае не морщилась от его робких жалоб. Наверное, потому что не любила.

Или все-таки любила? Лина знала точно, что не сможет быть счастливой, если Стасу будет плохо.

Или просто за прошедшие годы они навсегда стали близкими, несмотря на все ссоры, взаимные обиды и полное непонимание?

Она вспомнила, как совсем недавно разводилась ее институтская подруга Лиза. Бывшие супруги до рубля делили «совместно нажитое имущество», которое почти до рубля же было куплено их родителями.

Слава богу, им со Стасом такое не грозит. Не потому что нет нажитого имущества, а потому что они все-таки другие. Стас не станет ругаться из-за сковородки. И она не станет.

Интересно, как разводился Павел? Тоже судился с женой из-за имущества? Ей очень не хотелось в это верить.

Впрочем, какая ей разница. У него в каждом городе таких, как она, по штуке.

Думать так было неприятно. Лина смотрела в темноту за окном, мысли путались, но заснуть не могла.

Очень хотелось в родной бабушкин дом. Она так долго мечтала об этой поездке, а получилось потерянное лето. Нужно доварить варенье, оставленные сорванные ягоды пропадут по такой жаре. Надо все-таки найти фотоаппарат – она не успокоится, пока не найдет. И просто надышаться родным домашним воздухом.

В ночной темноте телефон заиграл неожиданно громко. Лина схватила засветившийся мобильный и вместо Стаса – она даже не посмотрела на номер, будучи уверена, что это он, – услышала злой мужской голос.

Выстрел получился знатный, Николай Иванович не мог себя не похвалить. Когда-то он считался отменным стрелком, но это было давно. Сначала он собирался выстрелить ночному гостю по ногам, но не рискнул, побоялся уложить насмерть. Целился поверх головы. Скорость, с которой лихой незнакомец исчез, подтвердила – не простой у него был гость, не простой.

Пистолет на место убирать не стал, нацепил кобуру, от которой уже успел отвыкнуть, и по дороге к дому Полины чувствовал придававшую уверенности приятную тяжесть оружия.

Дом Полины он знал не хуже своего, долгие годы в нем все ремонтировалось его руками. Обошел комнаты, с ужасом ожидая увидеть что-то страшное, радуясь, что дом пуст, и понимая: если с Линой что-то случится, он этого не переживет.

Где Полина хранила записную книжку, он не знал, но, потратив несколько минут, как заправский домушник, безошибочно нашел ее в ящике письменного стола.

Номер внучкиного мобильного был записан ровным Полининым почерком. От вида ровных букв защемило сердце, а ему уже давно казалось, что он свыкся со смертью Полины.

Облегчение он почувствовал, только услышав тихое «алло».

– Ты где? – зло спросил он.

– Николай Иванович, вы? – с заминкой спросил испуганный голос.

– Ты где находишься? – Он злился на нее и радовался одновременно. Что бы он делал, если бы она сейчас ему не ответила?

– На заводе. В гостинице. – Она опять запнулась, отвечая. – А что случилось?

– Это я тебя должен спросить, что случилось. Ладно, жди, я сейчас за тобой приду. Ты в каком номере?

– Не знаю. На третьем этаже, слева. Да что произошло?

– Тебе виднее, что произошло. Только сегодня ночью ко мне… наведались.

– Что?! – ахнула Лина. – Кто… наведался?

– Он не представился, – усмехнулся Николай Иванович. – И я ему представляться не стал.

– Николай Иванович, он вам… ничего не сделал?

– Я вот тебе сейчас что-нибудь сделаю, чтобы больше не смела меня за дурака держать. Выпорю, раз уж в детстве тебя не пороли, – выдохнул он. – Я сейчас приду, Линочка. Кроме меня никому дверь не открывай. Сдается мне, что влезла ты во что-то очень нехорошее.

– Может, не стоит ночью ходить? – запоздало забеспокоилась Лина. – Я здесь в безопасности, территория охраняется.

– Угу, охраняется, – кивнул он, словно она могла его видеть. – Ерунду-то не болтай. Вроде умная, образование какое-никакое имеешь. Туда ребенок проникнет, не то что спец. Жди, Лина.