– Да на фиг мы ему нужны, – опять влезла Тамара. – На кой черт мы ему сдались? Ему нужен Сережа, он наверняка уже где-нибудь в городе его караулит. А мы здесь только время зря теряем.

– Может быть, и так, – неожиданно согласился Николай Иванович. – Ты, Паша, оставайся на заводе. Все время наблюдай за дорогой. Обращай внимание на велосипедистов и пешеходов. А я схожу на станцию, куплю вам, девочки, билеты. Вам отсюда нужно уезжать. Вернетесь, когда все успокоится.

– Ой, да не поеду я никуда, – поморщилась Тамара. – Задолбали уже все.

– Спасибо, Николай Иванович, – вздохнула Лина.

Конечно, ей не хотелось уезжать, она так долго мечтала об этой поездке. Что ей делать в Москве? Сидеть у телевизора и постараться забыть потерянное лето?

Ей очень не хотелось уезжать от Павла. Она бы всю жизнь сидела с ним и разговаривала, и видела, что ему интересно все, о чем она говорит. Она бы ни за что не уехала, но продолжать бессмысленное сидение в крохотной гостинице стало неприлично.

– Не повезло тебе, Лина, – виновато сказал Сергей Михайлович. – В кои-то веки приехала, и так все… несуразно вышло.

Соседская девочка Лина изменилась и в то же время не изменилась. Конечно, она стала старше, но он узнал бы ее в любой толпе. Она оказалась точно такой, какой он себе ее представлял: немногословной, не притягивающей взгляды, как Тамара, но все-таки очень… незаурядной.

Как Полина Васильевна.

– Бойся любой показухи, – говорила ему когда-то старая соседка. – Бойся людей, играющих на публику, это всегда фальшь.

– Не обязательно, – не соглашался он. – То есть, конечно, фальшь, но это не значит, что за ней стоит что-то плохое. Хочется человеку выглядеть лучше, чем он есть, и пусть выглядит. Нам-то какое дело?

– Такое! – начинала кипятиться соседка. – Такое, что если человек старается казаться другим, а тем более если ему это удается, значит, он фальшивый. Значит, говорить одно, а думать другое для него естественно.

– Ну и что? – поддразнивал ее он.

– Да ну тебя, Сережа, – махала рукой Пролина Васильевна. – Не буду же я тебе объяснять, что нужно ценить людей не лживых, которым можно верить.

Он всегда прислушивался к словам соседки. Он очень ценил людей, которым можно верить.

Лине верить можно.

А Тамаре? Он бы поостерегся.

Он больше совсем не верил собственной матери.

– Сереж, ну пойдем, – поторопила Тамара.

Ей надоело сидеть в заводском здании. И ей совсем не нравилось, что Сергей как-то уж очень сочувственно смотрит на Лину. Он должен сочувствовать только ей, Тамаре.

– Сереж, а почему все-таки Николай Иваныч думает, что киллер около завода появится? – уже в машине спросила Тамара. Логика мужчин казалась ей сомнительной.

– Я тоже так думаю, – вздохнул Овсянников. – Очень уж место удобное, лес с трех сторон. Если он машину Николая Иваныча видел, значит, догадывается, что вы здесь. Не зря же он к нему ночью домой приходил. Наверняка вас пытался найти. А раз вы на заводе, значит, и я там появлюсь.

– Почему? – не поняла она.

– Да потому что мне на вас не наплевать, – объяснил он. – Или я там появлюсь, или вы его на меня выведете. Поняла?

– Поняла, – кивнула Тамара.

Она поняла главное – пока Лина здесь, ей не будет покоя. Сережа не должен беспокоиться о Лине. Он должен беспокоиться только о Тамаре, и она его к этому приучит.

Машина Сергея Михайловича выехала со двора, медленно закрылись автоматические ворота, от них лениво прошествовала серая кошка. Лес темнел вдали и манил прохладой.

– Мы в этот лес раньше за грибами ходили, – отвернувшись от окна, объяснила Тропинину Лина.

– С бабушкой?

– С бабушкой, с Николаем Иванычем. За маслятами.

Хорошо бы сейчас поесть жареных маслят, подумал Тропинин. Жареных маслят и дымящейся картошки.

Жена предпочитала азиатскую кухню, заказывала на дом суши, которые он терпеть не мог, покупала немыслимые салаты из водорослей. Тропинин варил себе макароны и ел их с тушенкой, а она выговаривала ему за это и пугала холестерином.

– Пойдем посмотрим, может, столовая открылась, – предложил Тропинин.

– Пойдем, – вздохнула Лина.

В телефоне села батарейка, зарядить его было нечем. Если Стас звонил, мог подумать, что она отключила мобильный специально.

Столовая уже открылась, только горячие блюда еще были не готовы, и они купили то, что есть: очень вкусных пирожков с яблоками и по стакану сока.

Против пирожков с яблоками жена не возражала, иногда даже покупала шарлотку. Запрещала есть пирожки с мясом, Тропинин уже забыл почему. Наверное, из-за того же холестерина.

– По-моему, я эту «Тойоту» видел, – признался Тропинин. – Когда мы с тобой в первый раз у речки столкнулись. Она в кустах у дороги стояла.

Если бы не машина в кустах, которая тогда очень ему не понравилась, он бы, скорее всего, не пошел провожать Лину и теперь не знал бы, как мир меняется от ее присутствия.

– Прятать машину в кустах у дороги… – покачала головой Лина, – по-моему, это неразумно. Желтый лист нужно прятать в осеннем лесу, а машину на стоянке.

– Ты очень умная, – похвалил Тропинин.

Похвалил как-то так, что Лина сразу почувствовала себя дурочкой, но отчего-то совсем на него не обиделась.

Прятать машину у дороги глупо, кто же спорит. А вот поставить ее в кусты, а самому подыскать подходящее место для… для того, чтобы что-то спрятать, например. Это вполне возможно. Надо будет пошарить в кустах, где видел «Тойоту», решил Тропинин.

Лина допила сок, вытерла губы бумажной салфеткой, посмотрела куда-то в сторону. Глаза у нее опять были сказочные, он еле сдержался, чтобы не поцеловать их на виду у улыбчивой кассиршы.

– Знаешь, выходят такие книжки, – улыбнулась Лина. – Клюква от всех болезней, крапива от всех болезней, еще что-нибудь от всех болезней.

– Нет, не знаю, – покаялся Тропинин. – Чушь, по-моему, невероятная.

– Чушь, – согласилась Лина. – Но все равно интересно. Я недавно видела что-то подобное про яблоки. Что-то вроде «яблоки от всех болезней». На «Чистых прудах», на книжном развале. Собиралась купить, да так и не купила, то на трамвай спешила, то дождь шел… Я там этим летом часто бывала.

– За честные выборы боролась? – обалдел Тропинин.

– Нет, – засмеялась она. – Я, знаешь ли, работаю, мне нужно денежки зарабатывать, а не на лужайке речи разговаривать. Просто по работе приходилось там бывать. А ты что, против честных выборов?

– Ну почему же против, я за. Я против того, чтобы здоровые мужики, как ты говоришь, на лужайке речи разговаривали неизвестно за какие шиши.