– Присаживайтесь, Ольга Леонардовна, – сказал хрипло Тернов. И пока дама располагалась на стуле и расправляла складки платья, отдал торопливую команду письмоводителю: – Уведите задержанного!

Самсон, потерявший дар речи, чувствовал себя живой колодой, которую письмоводитель толкает к выходу. Он нерешительно оглядывался через плечо на госпожу Май. Ему было неприятно сознавать, что он стал для своей благодетельницы пустым местом. Он полагал, что пробиться сквозь незримую броню холода к ее жалости и милосердию ему вряд ли удастся.

Когда следователь и госпожа Май остались наедине, Павлу Мироновичу Тернову пришлось приложить усилия, чтобы вспомнить причину, по которой столь роскошная женщина оказалась в непрезентабельной обстановке следственной камеры. Сосредоточиться мешал и обожающе-доверчивый взгляд великолепной госпожи Май.

– Дорогая Ольга Леонардовна, – собравшись с мыслью, проникновенно заговорил Тернов, – мне стоило больших трудов погасить огонь негодования, бушевавший в господине депутате. Ваш сотрудник покусился на жизнь известного политического деятеля.

– Юноша еще очень неопытен. – Ольга Леонардовна со значением смотрела прямо в глаза Тернову, будто открыла в молодом следователе ту вожделенную мужскую силу и опытность, которых был напрочь лишен ее провинившийся сотрудник.

– Из этого я и исходил, – пролепетал смутившийся следователь. – Ошибки молодости не должны ломать будущность.

– Совершенно согласна с вами, дорогой Павел Мироныч, – госпожа Май трогательно склонила голову, качнув ирисами и обдав Тернова терпким ароматом «Ля Роз Жамино». – Я придерживаюсь того же мнения, опекая по мере сил молодежь. Дело действительно так серьезно?

– Есть возможность отпустить задержанного под залог. – Павел Миронович многозначительно покашлял. – Я надеюсь, мы с вами поймем друг друга.

– Не сомневайтесь, Павел Мироныч, – Ольга Леонардовна чарующе улыбнулась, – называйте сумму.

– Ста рублей достаточно. Под ваши гарантии.

Госпожа Май повозилась в недрах муфты и извлекла оттуда сафьяновое портмоне, а из него ассигнацию.

– Будем считать, что формальности исполнены, – мягко, с едва уловимой, дразнящей насмешкой произнесла она. – А теперь, если вы сочтете возможным, я хочу узнать о существе дела.

– Извольте. – Павел Миронович поспешно смахнул купюру в ящик стола и закрыл его. – Ваш подопечный выследил господина депутата в салоне красоты и выстрелил в него через стеклянную витрину. Затем пытался бежать. Но был схвачен бдительным дворником.

– У него нашли оружие?

– Совершенно верно, сударыня, пистолет. Без надлежащего оформления.

Облачко набежало на ясное чело госпожи Май.

– И как же он объяснил причину своего преступного деяния?

– Он все отрицает, госпожа Май. Твердит о своей невиновности. Однако дознание обнаружило факты, его изобличающие. К сожалению, разглашать их я не вправе. Дело государственной важности.

– Вы меня пугаете, Павел Мироныч, – в темных глазах госпожи Май плясали лукавые смешинки, словно перед ней сидел не следователь при исполнении обязанностей, а желанный мужчина. – Я предпочла бы хранить тайну, нежели мучиться неизвестностью.

– Полагаюсь на ваше слово, сударыня, – следователь дрогнул. – Несмотря на понятную панику и беготню, мы обнаружили в салоне запорхнувший под кресло листок. Любовное письмо. Судя по всему, наш депутат в ожидании услуг куафера наслаждался чтением этого письма. А ваш юный сотрудник выследил соперника и попытался его убить.

– Могу я взглянуть на письмо?

– Не знаю, правильно ли это, – следователь посерьезнел, и так он уже слишком далеко отступил от служебной нормы. – Могу сказать вам, что письмецо фривольное, выдающее интимную близость депутата с некоей барышней. Она называет его пузанчиком и лапуськой, толстопопиком и, извините… дальше еще неприличней.

– Так вы считаете, что у Самсона был приступ ревности? – В голосе Ольги послышались железные нотки, в лице появилась жесткость.

– Несомненно. – Тернов вздохнул. – Поэтому я и счел необходимым побеседовать с вами, чтобы вы наставили своего подопечного на путь истинный. Погубить чужую жизнь легко, а вот спасти… Видите, сколько усилий требуется. В конце концов, депутат жив… А отпуская молодого человека под ваше поручительство, я надеюсь, вы разъясните ему бесперспективность дальнейших попыток состязаться с господином депутатом на любовном фронте. Ведь ни денег, ни положения в обществе у юноши нет. Надо бы подыскать ему подходящую благородную девушку или отвлечь его напряженной работой. Не знаю… Вам виднее…

– Хорошо, я подумаю. – Ольга Леонардовна обворожительно улыбнулась и встала в знак того, что готова немедленно заняться воспитанием великовозрастного дитяти. – Я чрезвычайно благодарна вам, дорогой Павел Мироныч, за приятную беседу. Думаю, в будущем мы сможем встречаться в более подходящей обстановке.

Тернов залился краской – настолько откровенной была подкладка слов.

– Почту за великую честь. – Он низко наклонил голову, чтобы скрыть смущение.

– Однако сообщите мне еще один пустячок. – Госпожа Май заговорщицки понизила голос. – А кто эта Далила, завлекшая нашего Самсона?

Тернов замялся, но решил не скрывать этого пустячка.

– Из письма не понять, сама себя она называет Асинькой.

Когда госпожа Май переступила порог своей квартиры-редакции, настенные часы в прихожей пробили четверть одиннадцатого. Преданно заглядывая снизу вверх в глаза монументальной и бледной от гнева барыни, Данила, казалось, не замечал переминавшегося за ней Самсона – более всего походил юнец на побитую, потрепанную дворнягу.

– Чего изволите, Ольга Леонардовна? – с жадностью вопросил конторщик.

– Этого – в умывальную, отмыть и привести в порядок, – госпожа Май брезгливо повела глазами на провинившегося. – Ася ушла?

В ее голосе клокотала неизъяснимая ярость.

– Еще не успела, – на всякий случай оправдывающимся тоном сообщил Данила.

Старик проворно схватил Самсона за рукав, с неожиданной силой втянул юношу в прихожую и запер дверь на крюк, и невольно присвистнул ему вслед – да, видок у красавчика был неважнецкий: мятый, грязный, рукав пальто оторван по пройме…

– Хорошо, – по губам госпожи Май скользнула плотоядная, довольная улыбка. – Я с ней поговорю. А вы, когда этого… отмоете… препроводите в столовую. И отошлите посыльных к Черепанову и Синеокову. Чтобы немедленно позвонили или явились в редакцию.

Данила не стал спорить, хотя морщины его лица сложились в недоуменную гримасу: неужели кто-то помчится в редакцию едва ли не в полночь? Вместо бесплодных пререканий он устремился готовить теплую воду для потрепанного Нарцисса.