хочется закричать, потому что Эдик молчит как рыба, давит, проверяет мою нервную систему. А она от этой бешеной карусели уже с ума сходит, того и гляди порвется, и тогда нас всех ждет некрасивая истерика. Муж мое состояние прекрасно чувствует, но навстречу не идет. Он вообще глубоко задумчив, наверняка уже решает, как выгоднее продать долю.

В коридоре мы задерживаемся на пару минут — партнеры Катаева встречают нас и приглашают на прогулку на яхте после обеда. Мы, конечно же, соглашаемся. Два часа в открытом океане подготовиться к новогодней ночи не помешают, а вот отношения наладить помогут.

Между мной и Эдиком возникает напряжение, причин которого я не могу понять, как ни стараюсь. Они остаются где-то за пределами восприятия — ощущаю только нарастающую тревогу. И самое ужасное, что спросить первой не выйдет — супруг отшутится, а мне снова придется гадать. Так что драгоценное время лучше провести в удовольствие, поэтому, развернувшись, произношу:

— Я пойду к бассейну.

— Ты с ним спишь?

Произносим одновременно. Хлопаю ресницами и хмурюсь. Меня резко бросает в жар, по спине стекает капелька пота. Дышу чаще. В горле моментально пересыхает, но потянуться к воде — значит сдать себя с потрохами.

— С кем? — вопросом на вопрос. Ненавижу, когда так делают, но сейчас без разницы.

— С коллегой своим, с которым мы сегодня завтракали, — не отступает Эдик. Он никогда не умел оставлять разговор на потом. Все нужно прояснять сразу, поэтому мы всегда много беседовали и мало занимались сексом. Возможно, окажись все иначе, сейчас бы действительно были счастливой парой и воспитывали ребенка.

— Как ты… — не успеваю закончить, потому что Катаев холодно перебивает:

— Вы так смотрели друг на друга, что сложно было не догадаться, — хмыкает Эдик, а я краснею. Это совсем не то, что я бы хотела обсуждать с пока еще настоящим мужем. Конечно, после того, как мы разошлись, у каждого из нас была личная жизнь, но мы не делились подробностями. Как-то это было… странно. — Он поэтому хочет долю выкупить?

— Я не знаю, почему он хочет ее приобрести, — вздыхаю и обреченно всплескиваю руками. Ну вот зачем Эдик такие точные вопросы задает? Спасибо, что не стал ждать подтверждения моей связи с Верховским. Я бы не пережила такого стыда. — Точнее знаю, но не все. Он что-то мне не рассказывает.

Катаев усмехается, подходит к столику, где на подносе стоит виски. Двигает на край два бокала и в оба плещет понемногу. Муж подходит ближе, передает мне хрустальный рокс и салютует, легонько чокаясь.

— Выпей, ты слишком дерганая.

Я подчиняюсь. Вернув ему «чин-чин», осушаю бокал одним глотком. Виски жжет рот и горло. Морщусь, но проглатываю. Прижимаю запястье к губам и пытаюсь выровнять дыхание. Пока получается через раз. Эдик опускает ладонь на мое плечо и ободряюще сжимает. В жесте — сплошное уважение и дружеская поддержка. Интересно, это я на контрасте с Верховским так мужское внимание воспринимаю или у мужа кто-то появился?

— Спасибо, — благодарю разом за все.

— А Женя твой правильно делает, что не договаривает. Ты же в каждую дыру влезть готова. Отпускай ситуацию. Помогает — хорошо. А накосячит — позвонишь, найдем на него управу и документы переписать заставим, — как-то очень внезапно у меня появляется поддержка мужа. Эдик и раньше от меня не отказывался, но в большинстве ситуаций оставлял выкручиваться саму. А теперь обещает прижучить Верховского, если тот меня обидит. И самое удивительное во всей ситуации — я ему верю.

Только сейчас замечаю, что в Катаеве что-то поменялось. С самого нашего приезда он совершенно другой. Не тот, что был даже две недели назад. Мы оба меняемся и теперь смотрим друг на друга с разных ступенек. Мы уважаем друг друга, но не пытаемся тормошить ушедшие чувства. Они теперь бесконечно далеко, и пусть там остаются. А мы перекочуем в приятелей, которые готовы выслушать и поддержать.

— Я не думаю, что он мне подходит, — решаюсь откровенничать. Слова сами льются, разбуженные алкоголем. Эдику можно доверять, поэтому я совсем немного смущаюсь, обсуждая с мужем любовника, но больше из-за неуместных формальностей.

— Слишком сильно тебя встряхнул? — понимающе посмеивается.

— Да! Он неотесанный дамский угодник. А еще не слушает меня. Упрямый и психованный, — жалуюсь на Верховского и не испытываю угрызений совести. И так все в себе держала очень долго, потому что рассказать особо некому было. Недавно родившей подруге не до моего случайного секса и непонятно как развивающегося служебного романа. А вторая вообще укатила за границу, и там романтика хлеще моей. Вот и остается Эдик.

— Полная моя противоположность.

— Это уж точно.

— Но он тебя здорово так взбодрил, Кристина, — Катаев усаживает меня в кресло и садится напротив. — Я не буду тебе советовать брать быка за рога, а мужика за… сама знаешь за что. Присмотрись к себе. Я долго думал, что в тебе изменилось и что стало тому причиной. Ты посвежела, похорошела и даже стала расслабленнее.

Эдик столько всего говорит, что я едва за ходом мысли поспеваю. На что смотреть? Куда? Зачем? И как я изменилась? Ну что за чушь! Еще живительную силу секса пусть вспомнит. Это в двадцать хорошее оправдание. А в тридцать секс — это просто секс. Приятный вечер в отличной компании. И никакой чудо-энергии или послеоргазменной доброты.

— Это отпуск, — отмахиваюсь я от Катаева.

— Это влюбленность. Ты выглядишь точно так же, как выглядела, когда влюбилась в меня, — Эдик произносит это негромко, но достаточно уверенно, чтобы я вскочила и подбежала к зеркалу.

И что я тут рассчитываю увидеть? Сердечки на щеках? Табличку на лбу со словом «любовь». Я же ничего подобного не планировала. Ну какая влюбленность? Бред и еще раз бред. Да и как вообще это могло произойти? Между нами с Женей только секс. Мы даже поговорить нормально не можем. Постоянно рычим, а потом он либо целует меня, либо мы занимаемся сексом, либо и то и другое вместе.

Смотрю на свое недоумевающее отражение. Волосы растрепались, и я приглаживаю их ладонью. От загара кожа бронзовая стала, так что не видно ни одной морщинки на лице. Я действительно выгляжу помолодевшей. Но приписывать заслуги Верховскому ни за что не стану. Это все солнце над океаном.

— Так что постарайся уж очаровать всех на яхте, чтобы после двенадцати умчаться к своему рыцарю.

— Что? — не верю, что это говорит Эдик. Он что, только что отпустил меня к любовнику? Я точно не ослышалась? Кажется, тут моему мужу плохо стало. Он слишком добрый, я такого не