Вся раскладка идеи заняла чуть больше часа. Стриж с ходу сделал несколько замечаний, позволявших улучшить взаимодействие групп, и одобрил мое решение.

Пока писарь перерисовывал мои наброски и метки с карты — оригинал я оставил себе — чтобы отправить с заявками в штаб фронта, мы обговорили, какую эскадрилью мне выделят.

Закончив с местами базирования и моими планами, мы приступили к разработке нападения на аэродром противника. Посыльный У-2 уже привез затребованные нами материалы и копии протоколов допросов пленных лётчиков. Так что собрав всех командиров, вплоть до командиров звеньев, мы приступили к разработке плана.

В большую землянку, где мы работали, то и дело вбегали посыльные от радистов и техслужбы — шла приемка боеприпасов и горючего с войсковых складов. Очень мешало то, что еще не прибыл БАО. Его нам очень не хватало, однако небольшая группа механиков и сами летчики неплохо справлялись с приготовлениями своих машин к бою, хоть и медленно.

Мне тоже пришлось отвлечься — написать рапорт и в мельчайших подробностях — вплоть до чувств — описать прошедший бой. Многие уже знали — Степка больше эмоций вкладывал в рассказ, чем суть, так что меня слушали очень внимательно, причем с комментариями по окончании. Профессионализм растет: парни нашли несколько ошибок. Молодцы.

Проблемы были с новейшими снарядами к пушкам наших истребителей. В наличии таких не оказалось. Нет, они, конечно, начали поступать в войска, но в мизерных количествах. Наверное, мы единственный полк, получивший их в полной мере. Пришлось брать старого образца, ослабленные. С «Таирами» таких проблем не было. И снаряды к их пушкам, и бомбы завезли в достаточном количестве. Во тыловики зашевелились! Никак от них этого не ожидал! Мой бывший полк в Белоруссии снабжали по принципу «бери, боже, что нам негоже». Все изменилось, только когда он стал более или менее известен, а тут, видимо, повлияли полномочия Стрижа.

Весь день мы готовились. Заправляли истребители, штурмовики, проверяли машины, делая предполетный осмотр. Вылетать собирались перед рассветом, чтобы появиться над аэродромом противника, когда только начнет светать. По плану, звено лейтенанта Архипова и моя пара после выполнения задания должны были сесть в полку Шмидта и ожидать там прибытия механиков и службы обеспечения.

Это был наш план, но погода внесла свои коррективы в сроки проведения операции. В десять вечера подул сильный ветер, и началась метель. Утром она не прекратилась. Ни о каком вылете не могло быть речи, так что мы находились в своих землянках и готовились к будущим боям, изучая местные особенности ориентирования. Некоторые пилоты, не выдержав, срывались на пронизывающий ветер, бросавший в лицо колючие снежинки — узнать, как там их машины. Пока все было в порядке. Механики успели слить все, что можно, так что проблем — кроме того, что все самолеты превратились в сугробы — не было. Больше всего времени занимало откапывание занесённых землянок.

Пурга продолжалась два дня, а на третий прибыл БАО. Его непогода задержала на полустанке в сорока километрах от места нашего расположения. С БАО прибыло и несколько спецмашин. Нет, конечно, когда метель стихла, установилась безветренная погода, а температура замерла на отметке минус двадцать три, мы все взялись за самодельные лопаты и расчистили стоянки машин — взлетная полоса оказалась чистой, с нее все выдуло — но с техникой это было быстрее. Самолёты мы откопали самыми первыми и уже делали на них ТО, когда появилась первая машина БАО.

Пока командование думало, что делать — штаб фронта временно отменил налет на аэродром противника — я решил проверить, как «ястребки» пережили метель. Взлетев, мы со Степкой погоняли на виражах, после чего пошли на посадку.

В течение двух дней мы готовили места базирования и аэродромы подскока. Я же со своей группой передислоцировался к подполковнику Шмидту. Первое звено под командованием командира эскадрильи капитана Покрышкина встало на озеро, сделав теплые землянки на берегу. Взвод охраны и обслуживающий персонал они тоже получили. Второе звено было со мной, а вот третье устроилось в небольшой деревушке, взлетая с укатанного шоссе — ширина позволяла. Маскировка оказалась просто идеальная.

Полетов как таковых не было. На фронте установилось затишье. Бомбардировщики вылетели один раз, но с немцами не повстречались, так что мы совершенно напрасно прождали на аэродроме в готовности номер один.

Но если у нас было без особых успехов, то другим повезло больше. Звено старшего лейтенанта Курсанова перехватило идущий в наш тыл строй «Хейнкелей» — их целью была железнодорожная станция с прибывшим на нее составом с танковым топливом. Встреча была запланированной — мы догадывались, что немцы клюнут на такой жирный кусок. Посты ВНОС передали высоту и курс бомбардировщиков, а наши их перехватили. Одна пара связала боем четверку охраны, вторая атаковала сомкнувшийся строй.

В результате боя немцы потеряли четыре «Хейнкеля» и один «мессер». Весь бомбовый груз был сброшен в чистое поле возле памятной деревеньки Живцы. Там же упали и сами сбитые бомбардировщики. С нашей стороны был поврежден один истребитель. Раненый летчик смог довести машину под охраной своего ведущего до аэродрома и сесть. Это была наша первая боевая потеря. Парня серьезно упаковали и увезли в госпиталь. Требовалась замена, но этот вопрос уже был продуман. Из резерва в Центре к нам направили летчика. Сержанта Клемца. Я его знал.

Что касается оставшихся бомбардировщиков, то их перехватили «сетью» у линии фронта. Уйти смогли только два «худых». Грубовато сработали — спастись не должен был никто, — но все равно это неплохо подняло боевой дух полка.

Я постоянно читал сводки. Там встретились и приняли бой. Там атаковали двигавшийся состав — это про звено «Таиров»… А нам приходилось сидеть на земле и ждать сообщений ВНОСа — глупо жечь топливо, летая туда-сюда, если нет противника. На четвертый день пребывания на новом аэродроме мы наконец получили сигнал.

— …упная группа. Двадцать семь бомбардировщиков. Пятнадцать истребителей прикрытия. Высота — два километра, курс…

— К нам идут. Боевая тревога! — Связавшись с засадными группами, я, надевая на ходу шлемофон, побежал к своей машине, на которой техники уже запустили двигатель.

«Наконец-то работа!»

За время пребывания на аэродроме бомбардировщиков мы смогли неплохо совместить работу полковой радиостанции с нашими средствами. Небольшое подразделение ВНОС, прибывшее с БАО, с ходу включилось в работу, усилив местные посты слежения. По приказу командования фронта посты ВНОС были не только усилены, но и получили новейшие радиостанции, поступавшие по ленд-лизу. Первоклассные стационарные рации брали до ста пятидесяти километров. Так что на всём протяжении трехсоткилометровой линии фронта воздушное пространство оказалось перекрыто достаточно плотно.

Сообщение о пересечении линии фронта противником я получил сразу от двух постов. Они немного отличались, но разницы особой не было. Было ли там пятнадцать истребителей, как сообщил один пост, или четырнадцать с одним двухмоторным — видимо, наблюдателем, — никакой особой разницы.