Я рискнул предположить:

— Или чего-нибудь похуже.

Мой собеседник радостно кивнул.

— Его сын Захария принял управление этим местом и сделал из него приличный дом. Уж десять лет как он помер. Его сын Обидая пришел вслед за ним, но больше род продолжать некому. Обидаю же так никто и не видел, с тех пор как начались нынешние неприятности.

Я поблагодарил человека и поспешил. Я был не более чем в миле от своей цели, когда меня остановил караульный и доставил в лагерь, где после многодневного марша стоял Третий добровольческий пехотный полк штата Мэн. Я громко протестовал, но знал, что это бесполезно: меня должен был проверить местный командующий, прежде чем я смогу двинуться дальше в путь. Клянусь, иногда легче передвигаться между линиями врага. Офицер, некий Мозес Лэйкмен, оказался довольно приятным парнем. Я рассказал ему, куда направляюсь, и он поклялся именем Создателя.

— Прямо сейчас у меня там отряд с разведывательной целью! Не говорите мне, что я послал их в пресловутое львиное логово.

Но ничего подобного я утверждать не мог.

Из записок Уильяма Питтенгера

Следуя за Аркли, Лора прошла по короткому коридору со сводчатым кирпичным потолком. Лампы аварийного освещения, забранные решетками, висели через каждые несколько ярдов, а длинные ржавые трубы шипели по обе стороны от нее. В конце коридора находилось большое открытое помещение, запиравшееся прочной металлической дверью. Внутри мощные кондиционеры у потолка выбрасывали потоки холодного воздуха, и Кэкстон моментально замерзла. Воздух казался странным еще и по другим причинам. Очень сухой. Кирпичные стены поколение за поколением покрывались штукатуркой, но здесь было намного меньше света, чем наверху, и намного больше тени. Помещение было заставлено металлическими эмалированными шкафами. Они стояли длинными рядами как раз на таком расстоянии, чтобы можно было пройти между ними. Одни были простыми картотечными шкафами, другие — достаточно большими, чтобы хранить очень крупные предметы. Каждый шкаф был маркирован еле заметными знаками. Местами чернила были такими старыми и выцветшими, что Кэкстон едва могла разобрать линии цифр и букв.

У нее было чувство, будто она знает, что находится в этих шкафах. Они были не такими красивыми и хорошо отполированными, как выставочные стенды музея, но, похоже, служили той же самой цели. Здесь хранилась истинная коллекция музея Мюттера — все разнообразие костей, биологических аномалий и медицинского оборудования, которое собиралось начальниками музея с 1780-х годов. Эта коллекция по тем или иным причинам не годилась для экспонирования.

Аркли остановился перед высоким шкафом с тремя длинными выдвижными ящиками. Проходя по комнате, он взял переплетенный кожей журнал — большой гроссбух с вытершимся на обложке золотым тиснением. Должно быть, это был каталог содержимого этих многочисленных шкафов. Он наклонился, чтобы сравнить номер шкафа с какими-то данными в журнале, потом вытащил вложенный в него листок белой бумаги.

— У нас есть разрешение находиться здесь? — спросила Кэкстон.

— Гарольд сказал, все в порядке, — ответил он.

— Гарольд — ночной сторож, — нахмурилась Лора. — Он из-за этого может легко расстаться с работой. Он вам что-то должен?

Друзей у Аркли было мало, дело было в чем-то более серьезном.

Старый федерал вздохнул. Он закрыл журнал и положил его на картотеку.

— Лет двадцать назад у Гарольда была семья. В Западной Виргинии, в Ливерпуле, он держал строительный магазин. У него была прелестная жена и прелестная маленькая дочка по имени Саманта.

Кэкстон мысленно связала одно с другим.

— Ливерпуль был местом, где вы впервые столкнулись с Лэрсом. — (Это было первое дело Аркли о вампиpax, то самое, которое изменило всю его жизнь.) — Я помню детали. Там была пижамная вечеринка. Шесть молоденьких девушек. Лэрс…

— Изорвал их в куски. — Аркли смотрел ей прямо в глаза. — Я голыми руками вырвал сердце Лэрса у него из груди, но это не вернуло Гарольду его дочери. И брака тоже. Он начал пить, потерял свой магазин. Переехал в этот штат, сменил несколько случайных работ. С тех пор он так и не оправился. Но есть еще, как говорят в Ливерпуле, добрые люди, а он человек добрый. Гарольд будет держать язык за зубами и предупредит нас, чтобы нас тут не застукали. А теперь помоги мне с этим. Могут понадобиться две руки.

Лора сделала, как он сказал. Она потянулась вниз, чтобы выдвинуть нижний ящик шкафа металлический поднос, достаточно длинный, чтобы вместить человеческое тело. Ручки ящика показались на ощупь ледяными. Когда он выскользнул наружу, Кэкстон обнаружила длинный черный пластиковый мешок с молнией по всей длине.

— Именно Гарольд написал мне недавно и сказал, что в Мюттере есть один экспонат, который меня заинтересует. Когда он сказал, что тот датируется тысяча восемьсот шестьдесят третьим годом, я решил, что следует не просто удовлетворить свое любопытство. — Он помахал сложенным листком бумаги. — До твоего приезда я сделал небольшое исследование. Позволь, я покажу тебе, что я откопал. Объект шестьдесят семь-С, лот тысяча восемьсот шестьдесят три-А. Остатки, частичные, мужчины. Предположительно вампир.

Аркли опустил взгляд от бумаги и кивнул, чтобы она расстегнула молнию.

— Думаю, мы сможем это подтвердить.

Кэкстон молча согласилась. Она видела много вампирских скелетов — особенно если считать те девяносто девять из пещеры в Геттисберге — и знала, что смотреть надо на челюсть. Ряды полупрозрачных зубов выдавались из верхней челюсти, некоторые высовывались так далеко, что, казалось, должны были резать вампиру губу каждый раз, когда он открывал или закрывал рот.

— Это вампир, точно.

Вампир, найденный в год сражения при Геттисберге. Тот самый год, по-видимому, когда пещера под полем сражения была заполнена гробами.

— Думаете, этот вампир знал нашего подозреваемого?

— Это было бы удивительно, если бы не знал. Вампиров в любой период истории буквально по пальцам можно пересчитать. Они ищут друг друга, как могут.

Аркли прочитал по бумагам:

— Предположительно кости вампира. Остатки некоего Обидии Чесса из Виргинии. Надеюсь, ты сможешь вспомнить это имя.

Кэкстон порылась в памяти.

— Черт! — воскликнула она.

Она вспомнила.

— Малверн впервые попала в Америку, когда она уже была настолько слаба, что не могла вылезти из гроба. Поэтому ее продали как ископаемое парню по имени… эээ… — Она напрягала память. — Джосайя. Джосайя Марс Чесс.

Аркли прижал указательный палец к крылу носа.

— Она убила Джосайю, я практически уверен в этом. Его нашли без единой капли крови. Но, однако, до этого он успел дать жизнь сыну, Захарии Чессу, чья жизнь вроде бы была совершенно заурядной. У Захарии родился еще один сын. Того звали Обидая. В то время Малверн тихо гнила на чердаке плантации Чессов. Деталей не знаю, но я готов об заклад побиться, что именно Малверн превратила Обидаю в то, что лежит сейчас перед тобой.