Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…оставь Бога в покое, он есть или его нет – существует мир, где мы сможем быть вместе… ну же, импульс… нет, сначала разворот… мы знаем, как это делается… теперь двигатель на полную мощность… да какая там мощность при… неважно… топлива на семь минут… пяти хватит… семь – с запасом…
…ох!
Он не пристегнулся, и его понесло, закручивая, к правому иллюминатору, он крепко приложился лбом, искры из глаз, но не успел – в последний раз – испугаться.
Спать. Очень хочется спать.
Сейчас? Вечным сном…
…мы опять будем вместе… да… думаешь, получилось?.. давай надеяться…
Спать…
***
Чедвик проснулся и первым делом захотел посмотреть на приборную панель – оценить состояние систем корабля. Увидел он, однако, прямо перед глазами, будто в трехмерном кино, проплывавшую мимо рыжую пустыню с веснушками, которые вблизи выглядели совсем иначе, чем с высокой орбиты: это были деревья или что-то очень похожее – ствол, ветви, так выглядит клен зимой, оставшись без листьев, тоскливый, дожидающийся нового тепла…
Тепла? Уже тепло. Даже жарко. Пот выступил на лбу, майка на спине мокрая… и что это значит?
Деревья? Сверху деревья должны выглядеть иначе, а тут… Лежащие деревья, странные образования…
Джек ухватился за поручень, его неумолимо поворачивало вокруг оси, влекло еще и вперед, прижимало к носовому иллюминатору, нужно упереться ногами…
Наступила невесомость, и, ударив по инерции пяткой о стену, Джек отпустил поручень и поплыл по кабине, переворачиваясь и пытаясь ухватиться за что-нибудь, лишь бы остановить движение. Что, черт возьми, произошло, когда его не было? Кто, черт возьми, только что бодрствовал?
Ухватился обеими руками за спинку кресла, пяткой уперся в потолок, перевернулся и мягко опустился, накинул ремень и посмотрел наконец на верхнюю линию указателей. Электрические системы – норма. Гидравлические системы: норма. Давление в кабине и подсобных помещениях: норма. Компьютер и две резервные системы: норма. Норма… Норма… Хорошо. Корабль в порядке.
Кроме…
Группа красных индексов среди множества зеленых. Джек сразу обратил внимание, но сначала прошелся взглядом по прочим показателям, поскольку, если все в порядке, то красные сигналы означали, скорее всего, не реальное отсутствие рабочего тела, а баг в системе регистрации данных. В баках нет рабочего тела? Чепуха. Топливо расходуется во время работы коррекционного двигателя, но никто же не…
Да?
Второй ряд датчиков и указателей. С третьего по пятый. Состояние двигателя коррекции. Зеленый цвет. Двигатель в порядке. Подача топлива… Форсунки… Фиксация угловых смещений направления выброса… Нормально.
Хорошо. Надо разобраться, почему датчик рабочего тела вышел из строя.
И почему он проснулся, упершись лбом в носовой иллюминатор. И почему на него действовала сила, которой в инерционном движении не могло быть. И почему Энигма исчезла из носового иллюминатора: корабль вращался вдоль продольной оси (норма), но ось была направлена не перпендикулярно поверхности планеты, а вдоль, будто «Нику» сориентировали для маневра по изменению скорости орбитального движения. В астродинамике Джек разбирался хуже Амартии, но достаточно, чтобы сделать вывод. Он и сделал – в первую секунду после пробуждения. В ту секунду, когда боковым зрением увидел мигавшие красные точки. Вывод был настолько нелепым, точнее – страшным, еще точнее – окончательно ужасным, что Джек отогнал мысль в дальний угол сознания, наступил на нее, вытер об нее ноги… и наконец принял, как единственно возможное объяснение всему, что ощутил, увидел и осознал.
Кто-то (кто?), вопреки логике, здравому смыслу и прямым инструкциям, включил коррекционный двигатель, обойдя систему блокировки и сориентировав корабль, чтобы импульс затормозил орбитальное движение. Двигатель отработал штатно, полностью использовав оставшееся рабочее тело.
«Именно тогда я проснулся».
Именно тогда. Двигатель работал еще несколько секунд, что Джек ощутил собственным лбом. Высотомер, заново отградуированный Амартией в одно из последних его пробуждений (операция записана в журнале), показывал восемьдесят тысяч километров. Число менялось очень медленно – пока Джек смотрел на указатель, высота уменьшилась на полсотни метров. Практически круговая орбита.
Зачем?
Джек наклонился над экраном с последней дневниковой записью. Луи. Причем отметился он только один раз – проснувшись. О чем он думал? Что делал?
Получается: Луи решил, не посоветовавшись (да и как он мог?), изменить орбиту «Ники», потратив на маневр все оставшееся топливо.
Все. Оставшееся.
Джек давно (увидев боковым зрением красный цвет) понял, что произошло и что теперь будет. Но только сейчас, убедившись в правильности показаний и штатном состоянии всех систем корабля, впустил в сознание простую мысль, ставящую точку. Точку в экспедиции. Точку в жизни.
Джек сидел в кресле, смотрел на проплывавшую в левом иллюминаторе рыжую тарелку и вспоминал свою жизнь. Как он, оставшись дома один всего на полчаса (было ему четыре года, а мама ушла в магазин), разрисовал фломастерами все стены во всех трех комнатах, кроме спальни родителей, запертой на ключ. Рисовал быстро, понимая, что, вернувшись, мама его накажет, но у него не было сил сопротивляться внутреннему импульсу. Он должен был нарисовать. Ракеты, ракеты, ракеты, ракеты-роботы, ракеты-киборги, обычные ракеты вроде «Сатурна». Отделяющиеся части и запускаемые спутники его не интересовали: только ракеты. Вернувшись и перед тем, как отругать сына, миссис Чедвик сначала пересчитала нарисованные ракеты, их оказалось тридцать две в трех комнатах, на кухне и в коридоре.
Джек был готов к наказанию, он его заслужил и прекрасно это понимал. Подошел к матери, стоявшей, опустив руки, перед корявым изображением стартового стола с трехступенчатым тяжелым носителем, уткнулся ей в колени, заплакал – не для того, чтобы уменьшить слезами степень наказания, а для того лишь, чтобы мама поняла: он знает, что наказание неизбежно. Неожиданно для Джека, мама погладила его по голове, наклонилась, поцеловала в щеку и сказала:
– Не будем смывать до прихода папы, согласен? Пусть папа посмотрит. Наверно, ты не все нарисовал правильно, папа покажет, где ты ошибся.
У него сразу высохли слезы. Отец возвращался поздно, он работал на космодроме, где Джек ни разу не был, даже не просился – знал, что нельзя, папа только рассердится на его просьбу и огорчится, что не может ее выполнить. О ракетах, на которых папа летал, Джек думал еще тогда, когда, как ему казалось, не мог думать вообще. Он ждал наказания и был к нему готов, а к словам, что сказала мама, он готов не был и, не зная, как реагировать, сильнее прижался к маминым коленям, уткнулся носом и хотел так стоять до прихода отца.
Странно, но Джек совсем не помнил, что сказал