– Проклятый писарь, твой поганый язык тебя погубит!

– Ничего не могу с собой поделать. Когда выпью, говорю все, что думаю.

Так значит, теперь вы уверены в том, что он вампир?

А кто он, по-твоему? Говорю же, я видел, как он спешно покидал берег Пиалы с окровавленным ртом!

– Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь, святой отец. Пусть будет так, как вы говорите, – Галба развел руками, взгляд его потонул на дне полупустой кружки. Для него не стоял вопрос ребром: верить или не верить священнику. Это было как-то второстепенно. Самым главным для него было сейчас – опрокинуть еще пару кружек.

– Говорят, если посмотреть вампиру в глаза, то можно увидеть свою душу, как она есть.

Старик все-таки плеснул себе горячительного из высокого кувшина и залпом опорожнил глубокую кружку.

– Вот это правильно! Вот это нормально! – Черноволосый улыбнулся. – А то сидите мрачнее тучи. Это вас успокоит, святой отец.

– Не знаю насчет души, но то, что слух и обоняние у них, как у дьявола, это точно.

– Говорят, они могут превращаться в волков…

– Я и здесь промолчу. Перевоплощений я не наблюдал. А вот свидетелем исчезновения одного из них мне пришлось стать буквально на днях. Но, несмотря на это, я буду идти до конца. И я поймаю гаденыша.

– Да где ж вы собираетесь его искать, если он покинул Менкар?

– Говорю тебе, писарь, он все еще в городе. Убийства продолжаются. А эта Камелия, его сестра, она намеренно выгораживает своего братца. Она наверняка с ним заодно!

– Камелия? Эта тихая, богопослушная серая мышка? Н-е-ее-т… – Точно тебе говорю!

– Ни за что не поверю, что Камелия помогает ему. Возможно, она что-то и знает, но вряд ли она замешана в этом деле.

– Я тоже не верил до поры до времени… – И что вы с ним будете делать, когда найдете?

– Предам суду.

– Но ведь нет ни свидетелей нападения на Изота, ни свидетельств других убийств. А самое главное, нет тел. Одни исчезновения. А ваши ночные видения легко можно объяснить бессонницей или изрядным количеством имбирного эля, – на смуглом лице писаря заблестели капельки пота.

– Я смогу доказать, что именно он и есть тот самый убийца-невидимка!

– И как же вы собираетесь это доказывать?

– Есть множество способов отличить вампира от человека.

– Вы серьезно?

Да. И некоторые из них я знаю. Я объясню тебе как, – cтарик подставил кружку под кувшин. Галба долил ему остатки эля. Перед глотком священник громко выдохнул и закатил глаза.

– Только схожу в отхожее место. Жди меня здесь. Никуда не уходи, – опорожнив глиняную кружку, он встал из-за стола и направился к выходу.

– Как скажете, святой отец, – писарь сощурился и кивнул разносчику.

После того как священник ушел, минут пять Галба Тарот воевал со сном. В конце концов, его слабые попытки сопротивляться объятиям Морфея закончились, глаза его закрылись, шея ослабла, и он уронил голову на стол.

Странный рассказ святого отца Антония остался где-то вне сознания. Образ поэта и его жертвы потонул в волнах накатывающего бессилия и дремоты.

Старик оказался в полной темноте на заднем дворе трактира. Разглядев очертания одинокого дерева, он решительным шагом направился к нему. Если бы на его пути попалась яма или ухабина, он бы непременно свалился в нее и переломал бы себе обе ноги, но на его счастье рельеф территории двора оказался прямым, и быть пострадавшим в результате несчастного случая ему не грозило.

Он подошел к огромному дубу и стал расстегивать штаны, как вдруг услышал позади какие-то звуки. Обернувшись, он нос к носу столкнулся с незнакомцем.

В следующую секунду тот схватил старика за шею и пригвоздил спиной к широкому стволу дерева, нужду у которого он так и не успел справить.

– Я слышал твою историю, старик, – тихо, но отчетливо выговаривая каждое слово, сказал высокий незнакомец. – Мне от тебя нужно знать только одно. Где живет Люций? – глаза его горели красным, в них таилась удивительная сила, беспрекословная власть. И сама вероятность того, что кто-то скажет ему «нет», низвергалась в ад задолго до того, как рот его жертвы открывался для ответа.

– Я… ничего… не знаю… – старик закашлялся, вцепился в железную руку незнакомца. Но эта рука усилила хватку. Острые когти еще сильнее впились в его шею. Некоторые из них вошли под кожу, вызвав пронзительную боль и ее отражение на лице священника в виде гримасы страдания.

– Да, да, я скажу… скажу! – закричал старик. – Больно… – в его глазах появилась мольба.

– Отпусти…

– Я отпущу. Как только узнаю, где живет этот Люций.

– Кто ты? Кто ты такой?

Зови меня Даниэль. И я не один из вас.

Лицо старика изменилось до неузнаваемости. Испуг сделал его жалким подобием невозмутимости и бесстрашия, тех качеств, что он всегда выставлял напоказ. Теперь же от былой смелости не осталось и следа.

– В Лунной Бухте, в Лунной Бухте… там, у озера стоит старый дом… таких там немного в округе, но ты сразу его найдешь… там, на заборе указатель с наименованием улицы. Это единственный дом в том районе, на котором есть указатель.

– Ты упоминал что-то про чудесное прозрение поэта…

– Да, совсем недавно он обрел зрение. Этот парень был слепым всю свою жизнь. И вот случилось такое чудо… – И как же ему это удалось?

– Никто не знает. Ходят слухи, что он продал душу Сатане, чтобы исцелиться от своего недуга.

– А сам ты в это веришь, церковник?

Даниэль почувствовал дрожь своей жертвы. Он открыл рот, и старик увидел быстрорастущие клыки. В одну секунду священник вспомнил все, что когда-либо слышал о вампирах. Рука его потянулась в карман, и через миг он вытащил оттуда тяжелый молельный крест.

Даниэль припал к жертве, но запах, исходящий из ее рта, оттолкнул его. Возбужденный не на шутку аппетит пропал. От святого отца разило имбирным элем, как от бочки, что в бесчисленном количестве стояли в закромах трактира.

Он сморщился и отвернулся. Пары алкоголя вызвали рвотный рефлекс, и он понял, что напиться крови священника ему сегодня не удастся.

В тот самый момент, когда он замешкался, старик поднял на уровень его глаз железный крест.

– Изыди! – прокричал служитель церкви, но вызвал у Даниэля лишь скудную усмешку.

В следующий момент священник размахнулся и со всей силы обрушил крест на грудь вампира. Послышался хруст ломаемых ребер, мерзкий звук проникновения металла в порванную плоть. Антоний почувствовал, как конец креста вошел в сердце чудовища. Даниэль пошатнулся, согнулся пополам, но не упал.

Через секунду он выпрямился, обхватил кисть священника вместе с распятием и сжал ее в своей руке. Послышался скрежет сгибаемого металла. Всего мгновение ему понадобилось для того, чтобы вытащить крест из своей груди и надавить на зажатую руку священника с такой силой, что раздались противные щелчки, означающие переломы всех пяти пальцев руки человека.