Видно было, что он смешался и не знал, что ответить.

— Я раньше никогда не лазил по твоей сумке — растерянно произнес он, начиная хоть что-то понимать.

— А сейчас решил начать, — саркастически изрекла я, развернулась и пошла в дом.

Боже, дай мне терпения, выдержать все это: его умирающий взгляд, его чувство вины, даже его улыбку… Мне нужно порвать, бросить, чтобы мой сын не жил в том мире, где жил он, мой отец и Ян. Я так хотела, чтобы мой сын не рос в этом ужасе…

Антон чуть не сбил меня с ног, прижал к себе…Поцелуй, чувственный, и такой нежный…

— Зачем ты обманываешь себя, ты все еще любишь меня, — сказал он с хрипотцой в голосе, и глаза его такие теплые. Звали, манили, утягивали в омут… Мысленно дала себе подзатыльник.

Тяжело вздохнула, вот об этом я и говорила, ну разве он даст мне спокойно жить?

— Это ты себя обманываешь, Антон. Мы не можем быть вместе, не подвергая опасности нашего сына. И пойми ты, наконец, с тех пор как я увидела тебя там, на даче Сизова, такого чужого и холодного, что-то сломалось во мне. Я не доверяю тебе, я вообще больше никому не доверяю. Я не хочу больше бегать и скрываться, прятать сына, не видеть его. Я хочу той жизни, которую ты мне вряд ли дашь.

Он ничего не сказал, лишь отпустил меня, и я убежала в дом, в спасительное спокойствие голоса бабки Тамары с ее рассказами о неизменном огороде.

Протекали дни за днями, Антона я избегала, а он шел на поправку. Я уже начала надеяться, что мне удалось убедить его в необходимости расставания навсегда, но как оказалось, Антон не собирался оставлять меня в покое. Уж не знаю, каким таким способом ему удалось перетянуть бабку Тамару на свою сторону, но в этот вечер она наспех засобиралась к соседке. Я, было, собралась спастись бегством к той же соседке за каким-нибудь благовидным предлогом. Но бабка Тамара пресекла напрочь все мои старания:

— Мы хотим поболтать с ней о своем, что тебе молодой с нами старухами делать, — и удалилась. Я покосилась на Антона, ожидая увидеть его довольное лицо, но вместо этого увидела, как он напряжен.

— Я честно пытался оставить тебя в покое, отпустить хотя бы сначала в мыслях, — сказал он, — Но у меня ничего не получается. Я даже представить себе не могу — тебя в чужих объятьях. Я знаю, что неравнодушен тебе, и ты даже любишь меня, но не так, как Яна.

Я оторопела от его слов и открыла рот.

— Если я тебе сейчас скажу, что предоставлю тебе право выбора, то солгу. Я никогда не предоставлю тебе этого. Слышишь? Никогда.

Я даже сказать ничего не могла, настолько меня это поразило и вывело из себя.

— Я не буду тебя с ним делить. И ты останешься со мной.

— Да, ну? — зло бросила я.

— Если конечно, хочешь видеть своего любовника живым и здоровым.

— Ты чудовище, — прошипела я. Быть с Яном я не собиралась, но и зла ему не желала вовсе.

— Ты мне об этом уже говорила, — усмехнулся он, и я поняла, что он не лжет.

— Ян не младенец. Он боевой офицер. Не боишься, что место покойника на этот раз можешь занять ты?

— Это, наверное, твоя мечта…

— Нет, — испугалась я, — Я никогда не желала тебе смерти.

Его взгляд на мгновенье потеплел, но тут же снова стал холодным.

— Странный разговор…Мы были с тобой вместе семь лет. И я знаю точно, что пять из них ты была счастлива со мной. Что случилось теперь?

— Теперь мне приходиться жить у чужих людей и не видеть собственного ребенка.

— Ты знала за кого выходишь замуж.

— Ты многое забыл, Антон, — мой взгляд стал резким.

— Все никак не можешь мне простить, что заставил выйти за меня?

Но не это я видела в своих кошмарах, и ему невдомек понять, что это такое. Кошмары про троих ублюдков были моими постоянными спутниками. Мое сознание не помнило ничего из произошедшего тогда. Но подсознание выдавало мне одни и те же картинки, и я просыпалась в холодном поту, дрожащая и испуганная. Каждый раз в кошмаре они приближались ко мне, с усмешками, с пошлыми шуточками, хватали за руки. И я просыпалась. Казалось бы, ничего страшного. Но страх был такой силы, что скручивало внутренности.

Антон сильно побледнел.

— Ты ЭТО вспоминаешь?

Я закрыла лицо руками. Судорожно вздохнула и убрала руки от лица, посмотрела на него почти что больными глазами.

— Я не могу забыть, не могу…

Он вздрогнул и побледнел еще больше.

— Почему, почему ты никогда мне не говорила? Не обвинила меня ни в чем, хотя это только моя вина?

Было десять часов вечера, а бабка Тамара еще не пришла. Но мне уже было все равно. Этот разговор снова разбередил старые раны, и я тщетно пыталась отогнать явление прошлого…Меня била дрожь, и я снова и снова возвращалась туда, в подвал…

— Я не знал, насколько это тяжело для тебя, — я ощутила легкое поглаживание по голове. Что это он меня жалеет? — Я даже не хочу и думать о том, чтобы было с тобой не отзови я свой приказ.

— После такого я предпочла бы умереть, — безжизненным голосом ответила я.

— Ты очень чувствительная, я не встречал таких, как ты, — проговорил он задумчиво, — Ян был прав…

Я подняла на него глаза. Сегодня он говорил мне такие вещи, которые я и не ожидала от него услышать.

— Ты разговаривал с Яном?

— Нет, — по его лицу пробежала грустная улыбка, когда он увидел мою реакцию, — Как-то он обронил эту фразу, тогда на даче Сизова, я просто услышал.

Тоска и затаенная боль…Вот что я прочитала в его глазах, когда он смотрел на меня, не мигая. Боже, ну сделай так, чтобы он не смотрел так на меня! Пусть он оставит меня в покое, ведь он прав…я все еще люблю его, и прав, что люблю его чуть меньше, чем Яна. Единственный выход, это уехать от них обоих подальше.

Он все еще продолжал меня гладить по голове, так ласково, что у меня слезы на глаза наворачивались.

— Тошь, пожалуйста, уйди, оставь меня одну…

— Я причинил тебе боль, я и буду зализывать твои раны.

Это было просто невероятно, он никогда так со мной не разговаривал, откровенно и…

— Да, я изменился, — ответил он мне с улыбкой на мой изумленный взгляд, — Если