Я подставляю лицо под холодный ветер и зажмуриваюсь. Теперь я не могу сосредоточиться и плыву по течению.

К тому времени мы проходим обратно через туннель, и я наконец добираюсь до постели, солнце почти взошло. Рука Трис, как обычно, свисает над краем кровати, кончики пальцев касаются пола. Сажусь напротив и несколько секунд наблюдаю за ней. Больше – не слова лжи. Она обещала мне, а я – ей. Если я не скажу ей о том, что услышал и увидел сегодня ночью, я нарушу слово. И ради чего? Чтобы спасти ее от опасности? Чушь. Ради Ниты, которую я едва знаю? Потихоньку убираю волосы с лица Трис, так, чтобы не разбудить ее. Ей не нужна моя защита. Она сильная и справится со всем самостоятельно.

Питер расхаживает по комнате, собирая разбросанные книги. Он заталкивает их в сумку, потом выходит в коридор, покусывая кончик свой красной ручки. Я слышу, как сумка колотится по его ноге. Шум его шагов не стихает, и я поворачиваюсь к Кристине.

– Не хочу вмешиваться в ваши дела, но… Что происходит между тобой и Юрайей?

Кристина растянулась по кровати и, свесив ногу на пол, смотрит на меня.

– Раньше вы все время были вместе, – продолжаю я. – Не то, что сейчас.

Сегодня хорошая погода, солнечный свет просачивается сквозь белые занавески. Наше жилище пахнет прачечной, обувью, потом и утренним кофе. Некоторые койки аккуратно заправлены, другие оставлены со скомканными простынями. Хотя большинство из нас принадлежали к фракции лихачей, меня поражает, насколько мы разные. У нас отличаются привычки, темпераменты, взгляды на жизнь.

– Ты, кончено, мне не поверишь, но он, знаешь ли, скорбит, – произносит Кристина и нехотя приподнимается на локтях. – Мне с ним скучно. Кроме того, он же Юрайя.

– Ну и что? Он симпатичный.

– Да, он – красивый, но с ним ни о чем нельзя разговаривать всерьез, – возражает Кристина. – Я сама люблю посмеяться. Но мне нужны отношения, которые для нас обоих что-нибудь бы да значили.

Киваю. Потому что понимаю, что она имеет в виду. Мы с Тобиасом сами такие.

– И потом, – продолжает она, – не всякая дружба превращается в роман. Например, если ты заметила, я пока не кидаюсь на тебя с поцелуями.

– Точно, – смеюсь я.

– Сама-то где пропадаешь? – подмигивает мне Кристина. – Небось с Четыре? Сложением с ним занимаетесь? Или умножением?

Прикрываю лицо руками.

– Самая плохая шутка, которую я когда-либо слышала.

– Не увиливай.

– Не светит нам никакое «сложение», – мрачно говорю я. – Во всяком случае, сейчас. Он слишком расстроен своим так называемым «генетическим ущербом».

– Ага, – Кристина садится на кровати.

– А ты что думаешь? – интересуюсь я.

– Не знаю. Ну, я бы тоже разозлилась на его месте, – она хмурится. – Кому понравится, если тебе говорят, что ты не в порядке? Особенно, если связано с генами.

– То есть ты считаешь, что вы с ним действительно поврежденные?

– Да. Это вроде как болезнь… И они могут разглядеть ее в наших генах. Ты что, не согласна?

– Но ведь не бывает так, что один набор совершенно поврежден, а другой – нет, – отвечаю я ей. – Гены, ответственные за голубые глаза, и гены, ответственные за карие, они ведь тоже разные. Но ты же не называешь голубые глаза «поврежденными»? Это смахивает на то, что кто-то произвольно решил, что один тип ДНК плохой, а другой – хороший.

– Но утверждение, что характер у «ГП» – хуже, основывается на определенных доказательствах, – возражает Кристина.

– У человека могут быть самые разные причины, – фыркаю я.

– Чего я с тобой спорю? Ведь я бы сама предпочла, чтобы ты была права, – усмехается Кристина. – Но почему бы куче умников, типа ученых из Бюро, не определить настоящую причину дурных наклонностей?

– Положим, – гну я свою линию. – Но ум здесь ни при чем, люди всегда видят только то, что хотят.

– Тогда у тебя тоже предвзятое мнение, – замечает она. – Ведь у тебя есть друзья и парень с генетическими проблемами.

– Возможно.

Я и сама далеко не уверена в правильности своей позиции, но настаиваю на своем.

– Какой смысл верить в генетические повреждения? Что, информация поможет мне лучше относиться к другим людям? Нет. А вот относиться хуже – запросто. Видишь, как она подействовала на Тобиаса, заставила его усомниться в себе. Тут нет никакой пользы.

– Ты веришь во что-то не потому, что так твоя жизнь делается лучше, а потому, что это – правда, – говорит она.

– Но, – размышляю я вслух, – ведь сама вера того стоит, верно?

– Вот он – способ мышления лихачей, – бросает Кристина и делает паузу. – А мне по душе стиль правдолюбов. Боже мой, мы же вообще не в состоянии избежать деления на фракции.

– А может, нам и не нужно избавляться от этого.

В комнату вваливается Тобиас, бледный и измученный. Его волосы торчат во все стороны, – похоже, он сегодня не причесывался, он и одет как вчера. Похоже, он спит, не раздеваясь, с того самого дня, когда мы пришли в Бюро. Кристина встает.

– Ладно, я покину вас здесь… в этой пустыне. В печальном уединении, так сказать, – она широким жестом показывает на пустые кровати и хитро подмигивает мне.

Тобиас улыбается мне, но сомневаюсь, что он рад меня видеть. Вместо того чтобы сесть рядом, он замирает у моей раскладушки, теребя подол своей мятой рубахи.

– Надо поговорить, – произносит он.

– Хорошо, – отвечаю, чувствуя в сердце иглу страха.

– Только пообещай, что не будешь злиться.

– Я не даю глупых обещаний, – парирую я, но мое горло сжимается.

– Знаю, – он, наконец, садится на свою разворошенную постель.

– Нита подложила мне под подушку записку, – начинает он, избегая смотреть мне в глаза, – она назначила мне встречу.

Я выпрямляюсь, чувствуя, как жар гнева распространяется по моему телу. Представляю себе, как Нита прогуливалась с моим другом. Она симпатичная: у нее миловидное лицо и вызывающая походка.

– Значит, красивая девчонка назначает тебе свидание посреди ночи, и ты охотно соглашаешься? – взвиваюсь я.

– Нет, ты неправильно поняла, – поспешно говорит он. – Она просто решила кое-что показать мне. Она не верит в генетические повреждения. У нее есть план, как ослабить власть Бюро и дать «ГП» те же права, которые есть у «ГЧ». Мы ездили на Окраину.

И он рассказывает мне о подземном туннеле, ведущем на улицу, о полуразрушенном пригороде и о беседе с Рафи и Мэри. Сообщает о войнах, информацию о которых скрывает правительство, и поэтому никто не может узнать, что «генетически чистые» сами способны на невероятное насилие. Кроме того, оказывается, что «ГП» живут в мегаполисах, где правительство имеет очень мало реальной власти.