– И что, ты вообще ничего не заметил?

– Нормальная была, веселая, шутила, как обычно, меня подкалывала… Я глянул и… но я сомневаюсь.

– Что ты заметил? – надвинулся на водителя Анатолий Железовский. Он так сжимал свой мобильник, что корпус уже начал похрустывать.

– Мне показалось, что она шла к парню в черных очках.

Анатолий Иванович ругнулся матом.

– …твою мать! – сказал он. – Лицо бледное?

– Я не рассмотрел, – пожал плечами водитель, – но вроде бы бледное, еще зонтик у него длинный был, кажется.

Железовский еще раз выругался, вытряхнул из пачки еще одну сигарету, но прикурить не успел – телефон в его руке заработал.

– Она! – взглянув на высветившийся номер, пробормотал Анатолий Иванович. – Алло! Света! Внучка! – нервно выкрикнул он, прижимая трубку к уху.

– Волнуешься? – услышал он какой-то деревянный мужской голос.

– Кто это?

– Какая разница, кто? Ты сейчас над этим не думай, голову себе не забивай.

– Кто это? – еще раз спросил Железовский.

– Тебе внучка твоя нужна?

– Дайте, – прошептал Железовский. – Дайте ей трубку.

Он уже чувствовал беду, чувствовал, случилось что-то плохое, но еще надеялся на лучшее.

– Внучка, значит, нужна? Очень ты ее любишь? А мне деньги нужны, двести пятьдесят «косарей» зелеными, последний срок – завтра. И не вздумай в ментуру звонить. Найдешь бабки, получишь внучку, не найдешь, сам виноват. Я тебе позвоню.

– Эй, подождите! Эй! – кричал Железовский в трубку, но из нее уже слышались гудки.

Через четверть часа последовал еще один звонок, тот же мужской голос, но уже спокойный и наглый еще раз назвал сумму в двести пятьдесят тысяч долларов. Железовский попытался возразить, что такие деньги он быстро собрать не сможет, но разговор оборвался. Незнакомый мужчина даже слушать не стал возражения бизнесмена.

Железовский стал мрачен, лицо побледнело. Не выключив в квартире свет, он бросился к машине и помчался к бару «Лондон». Железовский понимал, что помочь ему может лишь один человек во всей Москве, и этот человек – вор в законе, человек, которого он знает давно и который по жизни ему должен. Но напоминать об этом и обращаться к нему за помощью Железовскому страшно не хотелось, и в другой ситуации он ни за что на свете не позволил бы себе нарушить то сложившееся положение вещей, которое существует. Но ситуация требовала незамедлительного решения, и времени на размышления у бизнесмена не было.

Время работало против него, слишком спокойно и уверенно обращался к нему неизвестный и слишком реальной была угроза потерять последнее, что у него было, – любимую внучку, взбалмошную, своенравную, но без которой Анатолий Иванович не представлял своей жизни.

Василий не понимал, куда и к кому едет хозяин.

– Стой вот здесь! – выбрасывая окурок и выбираясь из машины, приказал Железовский.

Он перешел улицу. Как и в прошлый раз, две недели тому назад, возле бара был раскрыт лишь один зонт. За столиком сидело двое блатных. Они фильтровали публику и пропускали лишь нужных людей. Увидев Железовского, один вскочил. Правая рука скользнула в карман пиджака, левая оказалась впереди.

– Я к Карлу! – выдохнул Железовский.

– А Карл знает? – спросил блатной. Он узнал мужика, с которым прошлый раз законный разговаривал. – Погоди, мужик, – сказал он, – что ты прешь, как на буфет?

Железовский остановился в трех шагах от двери, за стеклом которой красовалась табличка «Закрыто». Блатной постучал в стекло, дверь приоткрылась. Он что-то сказал.

– Проходи.

Хозяин бара закрыл дверь. Карл поднялся навстречу, протянул руку первым.

– Сегодня не твой день. Я тебя через две недели ждал.

– Знаю. Я не бабки привез, – голос бизнесмена срывался.

– Что случилось? Наехали на тебя?

Уже по выражению лица Анатолия Железовского он догадался, что что-то стряслось, причем такое, из чего сам Железовский выпутаться не в состоянии. Он взял его за плечи, заставил сесть. Попросил хозяина бара подать водку.

Железовский выпил, закурил.

– Ну а теперь, не спеша, давай по порядку.

– Светку украли, внучку мою… Бабки требуют…

Карл посмотрел по сторонам, словно здесь, в маленьком баре, был тот, кто это мог сделать или, в крайнем случае, прояснить ситуацию. Но, кроме хозяина бара за стойкой, занятого пересчетом денег кассира в маленькой комнатке за его спиной, в помещении никого не было.

– …он позвонил с ее телефона, двести пятьдесят косарей требует!

– Хорошие бабки, – заметил Карл, вертя в пальцах сигарету. – Когда?

– Завтра. Я их должен собрать. Представляешь, где же я столько бабок так быстро соберу? Сегодня суббота, завтра воскресенье, все закрыто, все разъехались. Даже если я фирму решу продать, бабки так быстро никто не даст.

– Где это все было? Ты говори, – Карл взял бутылку и налил водки в узкий высокий стакан. Себе налил минералки.

– Она в театр пошла.

– С кем? – спросил Карл.

И тут лицо Железовского изменилось, странная улыбка исказила губы. Он сощурил глаза, сдвинул брови, под скулами забегали желваки, а пальцы сжались в огромные кулаки.

– Кажется, я знаю с кем – с тем парнем, который здесь сидел в черных очках.

Карл присвистнул:

– Не то ты говоришь, не то. – Но у самого при этом в груди стало пусто, как в комнате, из которой вынесли мебель и остались лишь стены с выгоревшими обоями и поцарапанным полом. – Не то ты говоришь, слышишь?

– С ним! Точно с ним!

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую.

Карл хмыкнул, но не презрительно, а даже шутливо.

– Если бы с ним, то ты мог бы не волноваться. Николай бы ее в обиду не дал. – Карл посмотрел на хозяина бара и жестом показал, чтобы тот поднес телефон. – И кто же это наехать на тебя решил, вот что интересно. Даже у меня разрешения не спросил… Интересно…

Карл, даже не глядя на клавиатуру, большим пальцем очень ловко набрал номер, прижал трубку к уху. Железовский смотрел на вора в законе исподлобья, кулаки были сжаты так, что суставы побелели, и казалось, кожа на косточках вот-вот порвется.

– И как театр? – в трубку спокойно спросил Карл.

– …

– Что, хорошо пели итальянцы? И оркестр хорош? А с кем ты там был?

– …

– С девушкой? Понятно. А сейчас она где? – Карл улыбался, разговаривая по телефону, и эта улыбка немного успокоила Железовского.

Но уже через полминуты лицо Карла изменилось, даже щеки запали, скулы выступили вперед, а глаза заблестели зловеще.