Я спросил сегодня у менялы,

Что дает за полтумана по рублю,

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По-персидски нежное «люблю»?

Она продекламировала на память, глядя не в раскрытую книгу, а на замершего в дверях Чернышева.

Поцелуй названья не имеет,

Поцелуй не надпись на гробах.

Красной розой поцелуи веют,

Лепестками тая на губах, —

мягко продолжил Роберто.

От любви не требуют поруки,

С нею знают радость и беду.

«Ты — моя» сказать лишь могут руки,

Что срывали черную чадру.

На губах девушки заиграла улыбка, в глазах вспыхнул алый огонь. Клаудия закрыла книгу и, не спуская глаз с Чернышева, чуть потянулась. Прозрачный шелк не скрывал прелестные формы: узкие бедра, плоский животик, стройная шея, ломкая линия плеч и нежные округлости небольшой груди. Изящные полушария с темными, почти черными сосками… дымка пеньюара лишь подчеркивала их прелесть.

— Отец и Жан-Жак уехали, — негромко произнесла девушка. — Мы одни.

— Я знаю.

Роберто медленно присел на кровать. Он не мог оторвать взгляд от Клаудии, от тонких линий лица, от глаз, показавшихся еще более огромными, чем обычно, от бордовых, почти черных губ. Таких чувственных, таких манящих…

— Всем в клане известно, что меня привлекают не только масаны, но все делают вид, что ничего не знают. А враги называют меня…

— Глазами Спящего, — перебил девушку Чернышев. — Ты великолепная предсказательница.

— Нет, — улыбнулась Клаудия. — Они называют меня Римской Шлюхой.

— Если ты еще раз произнесешь эти слова, я тебя ударю, — тихо, но очень твердо сказал Роберто.

— Ударишь?

— Да.

Аромат ее кожи пьянил. Девушка находилась в сантиметрах, в одном движенье, и вся ее защита — белый иней шелка.

Узкая ладонь легла на щеку Чернышева. Изящные пальцы с бордовыми ногтями ласково скользнули по подбородку, шее, прокрались под рубашку, замерли на плече, принеся с собой холод и желание.

— Ты такой горячий, — прошептала Клаудия. — Ты обжигаешь…

Она искала его тепла, он тянулся к страсти холода.

Можно ли разжечь пожар в медленно бьющемся сердце утонченной красавицы?

И первый же поцелуй показал — можно. Роберто потерял голову, коснувшись мягких прохладных губ. И сделал движенье, смахнул шелковый иней с плеч Клаудии и не заметил, как сам остался без одежды. Ледяная страсть сплела их тела, заставила осыпать поцелуями совершенное тело богини, рожденной убивать. А потом он вошел в нее, в богиню, и вспыхнули алые зрачки девушки, и холодный айсберг превратился в пылающий огнем вулкан. Обжигающее дыхание, становящееся все более и более прерывистым, негромкие возгласы, ее руки на его шее, ее гибкое, послушное тело. Роберто чувствовал, что готов заниматься любовью часами, готов сжигать себя дотла, лишь бы не обрывать возникшую между ним и Клаудией связь.

«Любовь масана затягивает…»

И в то же время мечтал вместе подняться на пик наслаждения. Пережить упоительный момент полного единения с женщиной, секунду максимального слияния, миг, когда даже Спящий не знает, где чья душа и где чье тело. Он чувствовал, что они вот-вот окажутся на вершине.

— Сейчас! Сейчас!!

— Роберто!

То ли позвала, то ли простонала. И когда Чернышев увидел глаза девушки, то понял, ЧЕГО она хочет. Но не отпрянул, даже не вздрогнул, склонился к Клаудии, позволяя ей делать все, что заблагорассудится. Склонился так, чтобы бордовые губы оказались рядом с его шеей. И не сбился с ритма, когда иглы вонзились в вену. И взлетел на вершину вместе с кровавой богиней, заревел от восторга, захрипел от сладострастия, вдохнул ее стоны и крики.

— Тебе надо восстановить кровь. — Клаудия протянула Роберто бокал с бальзамом. — Я старалась ограничивать себя, но…

— В такие моменты ты теряешь голову.

— Трудно удержаться, когда хочешь мужчину и так… и так…

Не из-за этого ли там, на вершине, их слияние оказалось столь тесным? Близким, как ни с кем другим? Незабываемым.

«Любовь масана затягивает…» Чернышев еще не понял, что отныне для него перестали существовать другие женщины. Он взъерошил Клаудии волосы, потянулся, прикоснулся к ее губам. Почувствовал солоноватый привкус, но поцелуй из-за этого стал только крепче. Отодвинулся, залпом выпил бокал, схватил девушку в охапку и прижал к себе. На ее груди и шее застыли капельки крови, ее совершенное тело было холодно, но в глубине красных глаз пылало обжигающее пламя.

— Я хочу тебя…

* * *

«К сожалению, в представлении большинства людей, игорный бизнес до сих пор ассоциируется с криминалом. Увы, но это факт. Я понимаю, что наследие девяностых годов изжить тяжело: бритые затылки, малиновые пиджаки и казино — типаж сложился. Накладывают отпечаток и голливудские кинофильмы, подробно рассказывающие о том, что все американские игорные заведения принадлежат мафии. Но в США другой менталитет, граждане этой страны с почтением относятся к организованной преступности и не видят ничего дурного в том, чтобы подарить уголовнику пару долларов. Наши же сограждане в большинстве своем бандитов недолюбливают, кормить их не желают, а потому, поверьте профессионалу на слово: казино, с ярко выраженной криминальной окраской, давным-давно прогорели. Русский игорный бизнес вышел из тени, к нам приходит все больше серьезных, а главное — честных инвесторов, и если я, к примеру, захочу купить какое-нибудь казино, я просто сделаю его владельцам выгодное предложение…»

(из интервью Д. З. Цвания газете «Труд»)

«Заявление Сантьяги, в котором комиссар Темного Двора официально подтвердил, что все проникшие в город мятежные масаны уничтожены, успокоило общественность. Глубокое одобрение вызвало и сообщение о том, что в течение ближайшего месяца гарки предпримут внеочередной „поход очищения“ с целью продемонстрировать Саббат неудовольствие Великого Дома Навь. Все успокоились, но вопросы, как говорится, остались. И первый из них…»

(«Тиградком»)

* * *

Частный жилой дом.

Подмосковье, Люберцы,

5 ноября, пятница, 08.14

Солнце давно взошло. Неяркое, редко показывающееся из-за ноябрьских облаков, но все равно смертоносное для любого масана. Надежные стены, заложенные окна, запертые на все замки двери — вампиры сделали все, чтобы не допустить внутрь лучи жестокого светила. Вампиры не желали играть с огнем, старались не покидать внутренние комнаты, а вот их лидер, барон Бруджа, к доводам разума не прислушивался, и совещание по итогам ночи проходило в его любимой гостиной, гигантские окна которой были закрыты лишь толстыми гардинами.