Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение было бесконечно усложнено неосмотрительным поведением, которое было принято подавляющим числом депутатов, поведением, которое я всецело отношу на счет кадетской партии, так как эта партия действительно руководила Думой.
В этом случае, как во многих других, лидеры кадетов, и особенно Милюков, к несчастью, вели себя как доктринеры, лишенные здравого смысла и понимания практической стороны политического воздействия, так как их партия способна была играть в этих условиях некоторую роль, которая, несомненно, привела бы их к власти, если бы они могли расценить создавшееся положение с должной умеренностью и спокойствием.
Указ, объявляя роспуск Думы, определял вместе с тем созыв новой Думы на 5 марта 1907 года.
Это предуказание характеризовало акт императора как правомерный для всякого конституционного монарха, в полном соответствии с Манифестом 1905 года. Единственным недостатком было отсутствие даты новых выборов, но и эта формальная ошибка вскоре была исправлена. Таким образом, акт 21 июля не был сам по себе неконституционным. Простой здравый смысл говорит, что это было к вящему успокоению кадетской партии, так как означало явный ее успех на последующих выборах, образование ею большинства во Второй Думе и создание по отношению к правительству «оппозиции его величества».
Таковы были события, которые имели отзвук за границей, особенно в Англии.
Как раз во время роспуска Думы ее делегация находилась в Лондоне, принимая участие в межпарламентской конференции.
Приветствуя эту делегацию, британский премьер-министр, который только что узнал о событиях, произнес следующие слова, столь далеко прозвучавшие и комментированные: «Дума умерла, да здравствует Дума».
Кэмпбелл-Баннерман, конечно, намеревался высказать этой фразой свое мнение, что роспуск есть совершенно нормальный акт, не являющийся выступлением против Думы как учреждения. Но таково было незнание конституционных законов нашими правительственными кругами, что это восклицание было расценено как вызов и дерзость, направленные против императора.
Мне стоило большого труда внушить моим коллегам и убедить самого императора, что Кэмпбелл-Баннерман только перефразировал в приложении к Думе поговорку, которая выражала в предреволюционной Франции незыблемость монархического принципа: «Король умер, да здравствует король!»
Вместо того чтобы принять путь, указанный английским первым министром, кадетские лидеры призвали большую часть депутатов сделать весьма необдуманный шаг. Сто девяносто членов Думы собрались в Финляндии, под председательством Муромцева, и подписали призыв к русскому народу, который известен под именем «Выборгского воззвания».
В этом воззвании правительство обвинялось в том, что оно преследует Думу за требование принудительной экспроприации земель в пользу крестьян. В то же самое время русский народ призывался к защите прав народных представителей путем отказа платить подати, давать новобранцев в армию и признавать любой заем, который правительство может выдать без согласия Думы. Воззвание заканчивалось такими словами, которые могут рассматриваться как призыв к революции: «Итак, ни одной копейки в казну, ни одного солдата в армию; будьте тверды в вашем отказе; защищайте ваши права все, как один человек; никакая сила не может сопротивляться непоколебимой воле народа. Граждане, в вашей неизбежной борьбе мы, которых вы избрали, будем вместе с вами».
Столыпин хорошо сделал, что не отнесся серьезно к Выборгскому воззванию. Он позволил подписавшим воззвание вернуться в Петербург и только для соблюдения формы выдвинул против них судебное преследование, которое имело своим результатом лишение главных кадетских лидеров участия на выборах в будущую Думу. Милюков, не будучи депутатом, не подписал Выборгского воззвания и поэтому избегнул преследования.
Другой видный кадет, Родичев, был в это время в составе делегации в Лондоне и благодаря этому избежал судьбы своих товарищей.
В то время как кадеты призывали народ к пассивному сопротивлению против правительства путем отказа платить подати и давать новобранцев, социалисты попытались прибегнуть к средству, которое оказалось столь успешным в 1905 году: они организовали всеобщую стачку. Ее постигла не лучшая участь, чем Выборгское воззвание, так как она была быстро подавлена, прежде чем успела причинить какой-либо вред.
Более серьезными представляются военные бунты, которые вспыхнули в это время в различных частях империи. Уже в июне начались беспорядки в одном из полков гвардии, и особенно обеспокоил императора в этом эпизоде тот факт, что он сам получал свое военное образование в этом полку — Преображенском — и считал его особенно преданным монархии. Однако эти беспорядки не носили политического характера и были вызваны дефектами командования, ввиду чего представилось возможным быстро принять необходимые меры к их прекращению. Но в конце июля и в начале августа беспорядки были вызваны революционной пропагандой и вылились в опасные восстания в Кронштадте и в Свеаборге, в весьма недалеком расстоянии от столицы.
Я отчетливо вспоминаю, насколько труден был этот период для Столыпина, который только что пришел к власти, не имея еще времени освоиться с деталями своих новых обязанностей.
Русская армия после поражения на полях Маньчжурии возвратилась как раз в это время обратно на свои квартиры.
Неудачи, ею испытанные, вызвали естественным образом уменьшение уважения со стороны солдат к офицерам, и кроме того, она прошла по обширным городам Сибири, где революционное движение 1905 года приняло громадные размеры. Большинство солдат принадлежало к крестьянскому классу и, следовательно, представляло весьма хороший материал для пропаганды социалистов в интересах их аграрной кампании. По этим причинам у правительства были серьезные сомнения в том, будет ли армия придерживаться своего старого духа дисциплины или подвергнется риску заражения революционной пропагандой.
Столыпин с честью вышел из этого первого опасного кризиса. Военные восстания подавлялись без применения чрезмерной суровости, и легкость, с которой правительство овладело страной, была лучшим доказательством того, что русская армия, несмотря на все постигшие ее несчастья, оставалась верной своим командирам.
Во время кронштадтского восстания я имел случай впервые наблюдать самообладание императора и его способность сохранять спокойный вид перед лицом столь важных событий. Эта способность к самообладанию, которая была ему свойственна в величайшей степени даже в самые трагические моменты, вызывала разнообразные и часто неправильные толкования. Она рассматривалась как доказательство некоторой врожденной черствости и даже отсутствия моральной чуткости. Такое, например, объяснение дается доктором Диллоном в его книге «Россия в упадке».
Но, наблюдая не один раз императора Николая в различные критические моменты, я убежден в полной ошибочности этого мнения и хочу показать в правильном свете эту черту характера моего несчастного государя.
В тот день, когда восстание достигло своей кульминационной точки, я был у императора с еженедельным докладом о делах моего министерства. Это происходило в