— Я просто подумал, что, возможно, нам нужно подойти ко всему с другой стороны.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что я понимаю, что ты долго живешь в человеческом обществе и стала воспринимать наши естественные законы и обычаи как нечто чуждое себе. Я, как бы там ни было, никогда не отрицал свою сущность, и для меня наше связывание — процесс хоть и неожиданный, но вполне естественный. Я был внутренне готов, что это произойдет рано или поздно, если я достаточно везуч. Для тебя же такое начало отношений, похоже, неприемлемо. Но факт остается фактом — мы супруги и связанная пара. Поэтому я хочу попробовать сблизиться с тобой так, как это бывает у людей. Встречи, свидания, совместные обеды и общение. Может, если ты узнаешь меня лучше, то перестанешь так настойчиво отрицать нашу связь.

К этому моменту коридор опустел и мы остались одни. Я покачала головой.

— Северин, трудно представить людей, подходящих друг другу меньше, чем мы. Мы живем в разных плоскостях, и точек соприкосновения у нас нет.

— Ну, одна-то точно есть. У нас самый охренительный секс, который только был в нашей жизни, и не отрицай! Тебе хорошо со мной, даже больше, чем просто хорошо! А я так вообще на грани чертовой комы, когда кончаю с тобой! — Монтойя неожиданно привлек меня к себе и прижался губами к виску. — Я голову совсем от тебя потерял, Юлали.

— Северин, секс не может быть основой настоящего брака. Как бы хорош он ни был, однажды он приестся, и совместная жизнь станет адом. Я знаю.

— Не верю, что то, что я испытываю с тобой, может надоесть мне хоть когда-то. Но, как я и говорил, секс только начало. Мы еще столько не знаем друг о друге. У нас годы открытий впереди. Только согласись попытаться! — Его голос звучал почти нежно, и он, обхватив меня за плечи, тихонько покачивал, тесно прижав к себе.

— Какой смысл? Через пару месяцев ты будешь на другом конце мира, скорее всего!

— Ну и что? Я могу прилетать к тебе в перерывах и на выходных, а ты ко мне — когда только захочешь и найдешь свободное время.

— Это не сработает. — Стоять так было неожиданно приятно, хоть я и понимала, что это краткий момент, не имеющий никакого отношения к реальности. — Ты все равно попытаешься давить на меня рано или поздно, и это все испортит. Зачем начинать то, что заведомо причинит боль?

— Ты не можешь знать это наверняка, Юлали. И тем более, если я и попытаюсь на тебя давить, ты всегда можешь дать мне отпор, уж упрямства и сил у тебя для этого достаточно.

Я отстранилась от Северина и всмотрелась в его красивое лицо в поисках нужных ответов. Хотела ли я подпустить его ближе? Скорее всего да, не стоит врать себе в этом. Но готова ли я и в самом деле это сделать? Вот в этом я совсем не уверена.

— Давай, Юлали, решайся, ты ведь не трусиха! — ласково потерся об меня носом муж.

— Пытаешься мной манипулировать?

— Ну, может, самую малость! — хитро улыбнулся Северин.

— Хорошо, — выдохнула я. — Давай попробуем, хотя бы пока ты в городе. Что ты хочешь от меня?

— Слава тебе, Господи! — возвел очи к небу Монтойя. — Так, я хочу, чтобы мы появлялись вместе на людях и ты не делала вид, что мы случайно встретились или какие-то дурацкие родственники, — стал загибать он пальцы. — Чтобы ты приходила на мои шоу, чтобы мы каждую ночь были в одной постели, не важно, где будет сама постель, и проводили вместе любую свободную минуту. Чтобы ты разрешила приглашать тебя на свидания и делать подарки. Мы станем настоящей парой — и для самих себя, и для окружающих.

— А как же твои фанатки? Как же ты без них-то обходиться станешь? — подколола я.

— С трудом, но переживу, — ответил мне в тон Монтойя.

— Это все?

— Нет. Но это программа минимум. Если мы справимся, то сможем пойти дальше. У тебя будут условия?

— М-м-м. Пожалуй, да. Ты не давишь на меня. Если я говорю, что не хочу чего-то, ты не споришь, а соглашаешься.

— Могу я не спорить, а пытаться убеждать тебя?

— Можешь попробовать, но не слишком долго и настойчиво.

— Принято. Что еще?

— Ты не проходишься по моей работе и по всему, что с ней связано, и никогда не просишь отказаться от нее ради тебя.

— Ладно, — прозвучало не слишком радостно, но все же. — Что еще?

— Ты не грубишь, не бросаешься и не распускаешь язык и кулаки, когда рядом со мной по работе или просто ради общения появляются люди.

— Хочешь сказать, мужики? — сузил глаза мой муж.

— Любого пола.

Он засопел и стиснул зубы.

— Обещаю, что буду работать над этим. Но не надейся, что то, что было сегодня в кафетерии, станет нормой. Я могу быть терпеливым, но эти перешептывания и улыбочки…

— Мы говорили о работе.

— Ты, может, и да. А этот засранец флиртовал с тобой.

— Во флирте нет ничего противозаконного. Это нормально в человеческом обществе.

Монтойя сделал долгий вдох и выдох.

— Хорошо, обещаю быть паинькой, пока во время твоего долбаного флирта не почую от тебя запаха возбуждения. В противном случае — уж извини. Оторву башку любому.

— Северин!

— Что? Я же уже сказал, что буду милым! Но ты разрешишь мне, а не этому хлыщу выбрать для тебя машину?

— Нет. С Матиасом я раньше договорилась.

— Тогда я поеду с вами!

— Это будет натуральная каторга. Я вся издергаюсь в ожидании, что вы сцепитесь!

— Ничего подобного! Я пообещал быть тише воды!

— Северин, ты пытаешься давить на меня? — прищурилась я.

— Нет! Прости! Давай пойдем и что-нибудь съедим, жена моя? У меня от этих наших переговоров дикий аппетит!

— Ну пойдем… муж.

Следующие полтора часа были для нас с Монтойей чем-то определенно новым.

Мы не цапались.

Мы не трахались.

Мы разговаривали. Да, мы говорили как обычные люди, а не пытались поддеть или зацепить друг друга пообидней. Не провоцировали и не грубили. Хотя, конечно, полноценной беседой назвать это было сложно. В основном он говорил, я слушала, коротко и односложно отвечая на вопросы, которые касались большей частью выбора еды. И как ни странно, эта обычно бесившая меня манера мужчин вести разговор только о себе и вокруг себя в этот раз меня не раздражала.

И если поначалу я щурилась и напрягалась в ожидании какого-то подвоха каждую минуту, то к концу обеда уже расслабилась. Не знаю, умышленно или чисто интуитивно Северин выбрал, пожалуй, единственную тему, которая действительно смогла заинтересовать меня. Он стал рассказывать мне о своем детстве. Я даже толком и не поняла, как разговор от вкуса поданной нам пищи плавно перешел к его юным годам. Он говорил о шалостях, устраиваемых им со своими родными братьями и ближайшими друзьями, тоже считавшимися братьями. О почти настоящих приключениях, в которые они постоянно влипали в красных кленовых лесах. И о самих этих лесах, поистине прекрасных по его описанию. Было похоже, что он очень скучает по родным местам, но нисколько не скрывает эту тоску, не боясь выглядеть слабым или сентиментальным в моих глазах.