Стоя у окна, Эбен следил за тем, как работает людская цепочка. С корабля — на корабль, погрузить — разгрузить… ему ли не знать эту схему? Этот корабль назывался «Вендрагон»… но это не то имя, которое он искал в своей памяти. Ключ был в чем-то ином, но он пока еще до него не добрался. Он просмотрит свои планы, но он уже знал — ответа в них не найти, тук, тук, тук, что-то упущено. Раздражение схлынуло, словно волна прибоя, и он снова вернулся к своей бригантине.

Она стояла перед его мысленным взором, как живая: просмоленный корпус покоился на опорах, а серо-зеленые волны воображаемого океана уже рвались в схватку с серо-коричневым деревом. Крещение, все та же старая ложь, нахмурился Эбен при этой мысли. Крещение? Тогда уж дать имя, да. И нарекли ей имя Тередо… Нет, он не имел никакого права обливать презрением старых морских волков с их прибаутками: возводя хрупкие корпуса своих творений, что еще он делал, как не усыпал необъятную монотонность океана тщедушными точками координат? «Необходимые ограничения морских пространств». Плод его собственного ума, матросская песня из бессчетного количества стихов. Смажьте жиром слип, навалитесь на лебедку, подтяните провисший трос, и теперь все вместе… раз, два, три. О да, что-то упущено. Ну-ка, все разом… тук, тук, тук. И вот уже корабль движется к мраморной глади моря, созданного воображением Эбена, а та, взволнованная вторжением, велит кораблю перевернуться килем вверх — указ, подобный не вовсе бессмысленному утверждению о том, что настоящий бизнес делается внизу. Это знает любой, кому приходилось играть в макао или баккара. Когда имеешь дело с морем, второй акт всегда разыгрывается одновременно с первым. Не мог же забыть Эбен что-то настолько простое, настолько элементарное? Но уже слишком поздно задавать вопросы, развязка надвигается одновременно с первой встречей «Тередо» с морем и всеми следующими за ней перипетиями. Его корабль — плавучая мелодрама; предвидение неудачи написано на его лице. «И больше ему не увидеть ее никогда», слезы, покорно подступившие к глазам, туманят его взгляд — но лишь на мгновение, ибо на смену им тотчас накатывает приступ смеха. Как же я мог забыть? Корабль входит в воду, а Эбен думает о том, о чем ему следовало вспомнить гораздо раньше. Корпус бригантины крошит морскую поверхность, дрожит, шатается и валится, вода заботливо наблюдает за этим обреченным виртуозным представлением с невероятно кратким запасом плавучести — наблюдает в абсолютной уверенности, что конец его будет печальным. Капитан Гардиан думает о камнях, гравии, песке… о центре равновесия. И в тот момент, когда корабль опрокидывается, переворачивается кверху брюхом и уходит на дно, к той мозговой извилине, где скрываются все перевернувшиеся корабли и забытые воспоминания, он вспоминает, что же он упустил и о чем следовало бы помнить с самого начала. Проклятие! Он забыл о балласте.* * *— Вот, вот, вот и вот. И еще вот, и вот, и вот! — Судейский палец Пеппарда аккуратно стучит по разложенному на столе документу.

— А также вот, — добавляет он, передвигая палец несколькими строками выше.

Белый эмалированный таз, наполовину наполненный водой, грязноватой с виду, возможно из-за скудного освещения; потертые, припорошенные пылью переплеты из красной кожи; кровать, письменный стол, два стула. Камин не горит, и в комнате холодно.

— Но что же это? — спрашивает Ламприер, глядя на маленького человека напротив.

… Он не провел в ожидании у выхода со двора конторы и нескольких минут, как увидел в проходе невысокую фигуру Пеппарда. Но всего на секунду. Затем поток прохожих немедленно поглотил маленького человека, и Ламприер несколько раз пересек улицу в поисках его. Наконец он заметил его ярдах в пятидесяти впереди, а может, ему показалось. Он бегом пустился по улице, нацелившись на то место, где он был, быстро кидая взгляды по сторонам. Никого…

— Странно, очень странно. Составлено как будто не профессионалом… хотя и не факт, — Пеппард делает паузу. — Очень странно. — Пеппард ниже склоняется над документом, ладонями разделяя текст на абзацы и изучая слово за словом.

… Затем Ламприер увидел его снова, когда тот замер на секунду из-за людского столпотворения впереди, и сорвался с места. Тот, за кем он охотился, исчез за углом. Ламприер опять заметил место и устремился туда. Пеппард мог свернуть в любой из прилегавших к Ченсери-лейн переулков. Выбирать не было смысла — и он нырнул в первую попавшуюся улочку…

— Пеппард? — окликает он.

— Джордж, если вам угодно, одну минуту… — Он все еще читает.

… Жидкая грязь скользила под ногами, каменные плитки попадались лишь изредка, в виде исключения. Он поскользнулся, чуть не упал, но в последний момент успел сохранить равновесие. Выровняв дыхание, он понесся дальше легким галопом, стук его подошв по мостовой был едва ли громче, чем стук его сердца. Улочка, по которой он мчался, кружила и поворачивала, но возвращала его назад всякий раз, когда ему казалось, что он слишком далеко уклонился от курса. До его слуха доносился хриплый шум лежавшей впереди большой улицы…

— Скьюер полагал, что это просто диковинка, хотя и небезынтересная, — говорит он.

— Это уж точно, небезынтересная, — бормочет Пеппард, погруженный в изучение документа.

… Он знал, что следующей широкой улицы достигнет раньше того, кого преследовал. Он бросился вперед, огибая прохожих и высматривая Пеппарда.

Вот-вот он должен был появиться… Ага, вон он! Он позвал его, но Пеппард двигался слишком быстро. Испуская проклятия, Ламприер стал проталкиваться на другую сторону улицы и, очутившись там, кинулся вслед. Но тот, кого он преследовал, скрылся. Это было невозможно, Пеппард не мог ускользнуть так быстро. И тогда он заметил слева узкий переулок…

Пеппард откидывается назад, по-прежнему не спуская глаз с документа. Испуганное выражение, которое сохранялось на его лице, даже когда они вошли в эту комнату, теперь исчезло. Он снова находится в своем мире, и место за дирижерским пультом принадлежит ему, теперь у него вид человека, оценившего сложность предстоявшей ему задачи.

— Небезынтересная, хотя ценность ее еще предстоит установить, — изрекает он наконец.

Ламприер смотрит на него с недоумением.

— Простите, я неточно выразился. Может быть, вы скажете, что именно вы хотели бы узнать?

Что он хочет узнать? Мысли Ламприера слишком долго кружились за пределами этой комнаты, и теперь, когда вопрос Пеппарда возвратил их обратно, с языка у него чуть не рвутся не идущие к случаю вопросы. Он хотел бы узнать, почему человек с такими способностями, как Пеппард, находится на службе у такого человека, как Скьюер. Он хотел бы узнать все о том скандале, который, очевидно, был причиной этого факта. Он хотел бы узнать как можно больше о Септимусе. Вопрос Пеппарда воодушевляет его. Вещей, о которых он хотел бы узнать, — великое множество. Смысл, заключенный в сивиллиных книгах; местонахождение омфала. Почему Александр убил Гермолая? В чем природа связи между мертвыми и живыми, буде таковая существует. Которая из них самая прекрасная, любит ли она его, ее длинные, черные волосы, вода… И это еще не все.